Громов

Борис Всеволодович был частым гостем в центральном госпитале. Он внимательно изучал быт раненых и сразу принимал меры, которые обеспечивали их безопасность, так как моджахедами предпринимались, и неоднократно, попытки терактов на территории госпиталей. Громов делал все возможное для обеспечения раненых всеми видами довольствия. Он сам ходил по палатам, беседовал с ранеными, вникал в их проблемы, расспрашивал о семьях и помогал. Особенно он любил беседовать с молодыми офицерами.

Внимание к людям — отличительная черта последнего командарма 40-й. Она проходит через всю его жизнь, и за это все, работавшие с Громовым, его особенно уважали. Дальнейшая деятельность Б. Громова на высших командных постах в МВД и армии, а затем в Государственной думе и Московской области, только подтверждает редкостное сочетание в этом человеке организационного и политического талантов.

— Под руководством Бориса Всеволодовича разрабатывался план вывода войск из Афганистана, — вспоминает Н. П. Чуркин. — С этим планом он меня в Москву посылал, и я его визировал у Язова, Ахромеева и Варенникова. И после того как все подписали, в том числе министр внутренних дел, план был завизирован председателем КГБ.

Это было необходимо для того, чтобы войска всех ведомств во время этой уникальной операции управлялись из одного центра. В ином случае шансы на успех резко снижались. Тем более что именно под прикрытием мотоманевренных групп пограничников выходили последние части, а пограничники тогда были в подчинении КГБ.

Вспоминаю не совсем обычный случай. Незадолго перед выводом войск нам пришлось проводить в Кабуле большую международную пресс-конференцию. Это было для всех нас, в том числе и для Бориса Всеволодовича, совершенно новым делом. В то время никто в армии не имел опыта работы с прессой, тем более зарубежной.

И вот Громову было предложено провести международный брифинг для журналистов со всего света.

Над подготовкой к этой встрече мы работали больше, чем над любой армейской операцией. Стояли, как говорится, на ушах. Это уже потом для нас эти пресс-конференции стали делом привычным.

Борису Всеволодовичу на международную политическую арену до этого не приходилось выходить. Опять же за десятки лет прочно сложилась и сидела в подкорке каждого руководителя боязнь сказать лишнее слово.

Мы днями и ночами работали тогда с Борисом Всеволодовичем и Виктором Петровичем Поляничко. Он был у Наджиба советником (потом его назначили главой временной администрации в зоне осетино-ингушского конфликта, там он трагически погиб 1 августа 1993 года). Сидели и придумывали ответы на тысячи коварных вопросов, которые могли задать иностранные журналисты, относившиеся к нам, как известно, далеко не лучшим образом. Перед началом встречи от всех нас буквально дым шел.

Пресс-конференция, однако, была проведена на высочайшем уровне, с ясным пониманием обстановки и отсутствием боязни где-то что-то недосказать или брякнуть лишнее (это не моя оценка, а самих журналистов в разговорах после встречи). Стало понятно, что Борис Всеволодович и эту битву на территории противника сумел провести так, как никто другой на его месте.

Не знаю, сколько килограммов он в результате потерял, но политический вес набрал очень заметный. Он сумел доказать, что настоящий командир — везде и всегда лидер и любое дело может организовать и провести на достойном уровне. (Вот когда начиналась его политическая карьера, вот когда прошла первая проба, показавшая, что этот человек способен побеждать не только на поле боя, но и в политических сражениях, которые его ожидали впереди)…

Начался первый этап вывода войск.

Восток уходил через Кабул, Кундуз и Саланг, запад — через Шинданд. Были созданы две оперативные группы. Мы посетили перед началом вывода буквально все подразделения. Огромная работа, но она позволила нам рапортовать о готовности и уверенности в успехе.

Я не дождался конца операции. Борис Всеволодович отправил меня в академию Генерального штаба. Но все равно душой я остался в Афганистане и по телефону каждый день звонил из академии и разговаривал со своим замом, который остался в Кабуле. Достаточно было услышать две-три фразы — и мне открывалась вся картина. У меня до сих пор все это в памяти, каждый пункт, каждый километр и где какая воинская часть стоит, все гарнизоны и блокпосты.

Вообще организация движения была прекрасно отлажена. Каждые сутки не менее девяти тысяч единиц техники в движении, и мы всегда могли сказать, что где находится. А ведь любой колонне и машине нужно было организовать прикрытие, техническую помощь, определить для нее наиболее безопасные направления и коридоры, установить контроль за всеми дорогами, разминировать минные поля да и много чего еще нужно предусмотреть и обеспечить. Ведь это было грандиозное и слаженное передвижение целой армии.