Сахемоти вдруг как-то незаметно оказался стоящим на днище чугунного котла. Раздался негромкий ритмичный перестук. Актер широко развел руки в стороны и начал вращаться, притопывая — сначала медленно, потом всё быстрее. Только и видно было, как развеваются полы и рукава его вычурного наряда и длинные белые пряди волос. Актер кружился все быстрее и быстрее, превращаясь в огненный вихрь, перестук деревянных подошв превратился в монотонный рокот. Касима, поначалу с любопытством ожидавшая, когда же танцор свалится с котла, сидела бледная, вцепившись обеими руками в края каменной глыбы. Ей казалось, что Терновая Звезда неподвижен, а вращается мир вокруг него. Кружились звезды в небе, кружились сосны и озаренные огнем лица зрительниц, кружились тени — каждая в свою сторону. Костры превратились в две кометы, рассекающие темноту. А Терновая Звезда все танцевал, все усложнял и ускорял ритм. Ритмичный четкий стук деревянных подставок в чугун. Хлопанье, щелканье и шелест веера. Свистящее шипение рассекающей воздух шелковой материи. Оба костра сливаются в один, и на миг на нижней террасе брошенного храма возникает видение — человек, самозабвенно танцующий в вихре пламени. Касима резко вздохнула и прижала руки ко рту.
— Это же солнце! Он танцует… солнце!
Казалось, Терновая Звезда охвачен экстазом, однако он услышал возглас княгини и тут же прекратил танец. Он легко спрыгнул с котла и, даже не пошатнувшись, как ни в чем не бывало, продолжил свой рассказ:
— От грохота моих сандалий задрожала сама темнота. Я танцевал, костры пылали, а восемь миллионов духов кричали в восторге: «Солнце! Солнце!» Наконец моя сестра не выдержала. Удивленная таким весельем во мраке, она приоткрыла каменную дверь своей пещеры и спросила:
— Что за шум?
— Мы радуемся танцу солнца! — ответили ей духи.
— Солнце — это я! — возмущенно ответила она, выглядывая из пещеры в поисках соперницы.
— Не-е-т! — ответил я ей, хватая ее за руку и вытаскивая наружу. — Солнце — это я!
Сахемоти щелкнул веером, складывая его и убирая за пояс, и торжественно закончил:
— Вот так вечная ночь была побеждена, а Солнце обмануто и навсегда возвращено в наш мир!
На террасе воцарилась тишина. Никто не шевельнулся: застывшие взгляды, приоткрытые рты, стиснутые потные кулачки… Всем казалось, что мир все еще вращается вокруг танцующего обманщика-Ветра.
— Ну что, достаточно доказательств? — спросил актер, обращаясь к княгине.
Касима не ответила. Она как завороженная неподвижно смотрела в глаза Сахемоти, в которых отражались догорающие костры.
Наконец Кагеру, с каменным лицом наблюдавший за выступлением, встал и несколько раз хлопнул в ладоши, чтобы прогнать наваждение. Напряженная тишина была нарушена. По его примеру в толпе раздались разрозненные хлопки, затем вздохи, перешептывание, шелест платьев… и вот наконец один за другим, сливаясь в хор, зазвучали восторженные возгласы.
— Нет слов! Никогда не видела ничего подобного!
— Потрясающе!
— Божественно!
— Какая необычная история! Это тоже народная легенда?
— Какой искусный танец!
Мастер Терновая Звезда, окруженный дамами, раскланивался и отнекивался.
— Дамы, это всего лишь простенький неумелый танец и забытая деревенская сказка. Прошу проявить снисходительность к моему скромному таланту…
— Вы превзошли мои ожидания, — тихо сказала ему Касима, отведя в сторону. — И даже слегка напугали. Вы не поверите, но мне показалось, что я все это уже когда-то слышала… или видела.
— Во сне? — с невинным видом предположил Сахемоти.
— Ох, не знаю. Зато теперь я наверняка не усну целую ночь, буду вспоминать…
— Таково действие истинного искусства, — улыбаясь, ответил актер.
И снова княгиня не поняла, дерзит он или просто говорит, что думает. Но теперь ее это совершенно не озаботило. Она и сама не могла сказать, чем ее так разволновало это коротенькое и, в общем-то, незамысловатое представление. Всю обратную дорогу перед ее глазами стоял Терновая Звезда, танцующий среди пламени и сам похожий на пламя, а в ушах звучал его низкий голос.
Глава 8. Приятные воспоминания ночью у моря
— Наконец-то они все отсюда убрались! — заявил Анук, сладко потягиваясь. — Я уж думал, что княгиня никогда не угомонится. Клянусь, она бы проторчала здесь всю ночь, если бы не взвыли ее служанки. Ну что, старший брат, поздравляю — ты еще далеко не всё забыл и растерял. Танец был превосходен, пение — и того лучше. А уж видение, которое ты под конец наслал на зрителей…
— Да оставь. Поразмялся, не более того.
— Не прибедняйся. Кстати, поверни осьминога со своей стороны — подгорает…
Луна посеребрила волны и прибрежные дюны. Гора Омаэ была почти невидима в темноте, нависая где-то слева скрипучей, шелестящей громадой. На расчищенной площадке — не там, где происходило представление, а ниже, прямо на песке, — тлел небольшой костер, над которым Анук жарил на острых прутиках мидии и кусочки только что пойманного осьминога.