«При чем тут внутренняя пустота? Разве я кувшин?»
Разноцветные полосы вдруг заводят хоровод, все быстрее и быстрее. Ким чувствует: это не мир завертелся вокруг него, а сам он кружится, прилепленный донышком к гончарному кругу. Руки мастера едва касаются его края, поскрипывает приводной ремень. Пахнет болотной водой и сырой глиной.
– Сосредоточья на центре. Чуть сильнее надавишь, и стенка будет слишком тонкой. Чуть слабее, и равновесие нарушится. И станешь снова бесформенным куском серой глины, сомнут тебя и бросят под ноги… И только боги знают, когда снова кто-то заинтересуется тобой, подберет с земли, отмоет от сора и положит на круг… Так что старайся. Будь очень аккуратен.
Теперь Киму кажется, что это он сам лепит на круге кувшин, осторожно обнимает его двумя руками. Глина растекается между пальцами.
– Не нажимай! Никакой спешки! Но и останавливаться тоже нельзя. Быстрее или медленнее, итог один – преждевременная гибель. Нет ничего слабее и податливее человеческой плоти… Что ты уставился на круг?! Подними глаза! Пусть руки работают сами. Они лучше знают, как надо!
Горшок растет. Безо всяких усилий Ким придерживает его, едва касаясь ладонями, и он кружится, тянется вверх, как молодое деревце. Сила вращения наполняет и раскрывает его изнутри, а руки удерживают форму.
– Ты совсем молод и полон жизненной силы. Надо просто удержать ее, не дать вытечь из ран. Сначала удержать, потом направить, и твое тело само исцелит себя. Ты же монах – неужели тебя этому не учили? Не верю… Обратите внимание, мальчики, я почти не вкладываю собственных усилий – раненый всё делает сам. Одного я не пойму: почему никто из вас не сумел проделать в лесу то же самое?
Разноцветное пространство наполнилось ропотом смущенных оправданий.
Ким поморгал глазами, но ничего не изменилось.
Пятна понемногу сливались в один изумрудно-розовый, колышущийся туман. Размытые пятна, мелодичные звуки, теплые нежные прикосновения. Цвет, запах, звук смешались и выражаются друг через друга. Цвет пахнет, каждый звук осязаем. Ким вздыхает и расслабляется, впадая в дрему. «Что это за мир? Он совсем чужой, тут всё по-другому… но, о боги, как мне здесь хорошо! Вот бы не подумал, что поющие разноцветные зигзаги могут так успокаивать…»
– Ага. Действие волшебных грибов начинает проходить, – раздался голос, на этот раз – прямо над его головой. – Раненый открыл глаза… но он все еще не вполне осознает себя. Обратите внимание на характерную бессмысленную улыбку…
Ким, блаженно улыбаясь, снова погружается в мир грез. Он не понимает, кто это говорит – вон то салатное облако, или эта золотая пыльца. Да ему, в общем-то, все равно.
– Раны закрыты, ткани соединились, ток крови восстановлен… Нет, мы еще не закончили. Осталось самое главное. Горшок цел, но непрочен, а пока он непрочен, он бесполезен. Его надо еще обжечь, иначе он разрушится после первого же употребления. Что нам нужно? Укрепляющее пламя. Ну, кто хочет попробовать? Давай-ка ты, Лиу – опозорился, исправляй…
Внезапно всю сущность Кима охватило пламя. Кровь вскипела в жилах. Сухое, чистое, жестокое пламя. Затем – горячая волна боли…
Ким закричал, попытался выскочить из огня, но его подхватили за плечи и бросили обратно. Пламя схлынуло, боль отступила, цветные пятна поблекли и угасли.
Ким очумело посмотрел по сторонам и обнаружил, что лежит на кровати в просторной чистой комнате со стенами из переплетенных прутьев. Рядом с ним на низком прямоугольном столике, потрескивая, горит светильник, углы комнаты тонут в темноте. Вокруг его ложа сидят давешние «небесные отроки» – уже без раскраски, с чисто вымытыми взволнованными лицами, – и какой-то немолодой мужчина с гладко выбритым подбородком, в строгом синем кафтане. Целитель? Наставник?
При виде мальчиков Ким тут же вспомнил, чем закончился его неудачный бой, – «Он выстрелил мне в глаз!» – и схватился за лицо. Но, наверно, все же этот Лиу промахнулся – оба глаза видели одинаково. Кожа вокруг левого припухла и болела, но не больше, чем после обычного синяка. Морщась, Ким коснулся ключицы и нашел небольшую неровность на коже, словно от старого шрама. Осмотр раненой руки показал, что никаких следов ранения там нет вообще.
– Очнулся!
Кто-то сунул ему в руки бамбуковое коленце с водой. Ким жадно напился.
Мальчишки загалдели.
– Скажи что-нибудь!
– Пошевели правой рукой!
– Посмотри на меня правым глазом!
Мужчина в синем кафтане унял их, молча подняв руку. Его властные манеры и прямая спина плохо сочетались со скромным, почти монашеским нарядом. Киму стало неуютно под пристальным взглядом его маленьких черных глаз. Он подумал, что этот человек похож не на целителя, а уж скорее на чиновника, инспектора или судью.
– Сегодня днем вы меня опозорили, дети Луны, – заговорил целитель, не меняя застывшего выражения лица. – Что за достижение – вчетвером изувечить беглого монаха? Разве вы забыли Пятое предписание? Дон?
– «В убиении или оставлении в живых есть выбор», – процитировал старший подросток – высокий, худой и длиннорукий, со строгим бледным лицом обитателя северных провинций.