Громовая жемчужина

В отличие от мокквисина, Анук не торопился уходить с дюны. Божественную половину его существа переполняло восхищение Сахемоти («Старший брат – сила! Никогда в нем не сомневался! Эх, как он этого спрута!.. на части!…»), а человеческая половина подсматривала за мужчиной и женщиной, и получала низменное удовольствие от этого.

А в кроне сосны, растущей на самом берегу моря, притаился еще один свидетель. Он держал в поле зрения всех – и колдуна у костра, и мальчишку в дюнах, – но только Сахемоти и Цукиеми интересовали его по-настоящему. В глазах свидетеля не было ни страха, ни удивления, ни праздного любопытства, а только пристальное, ничего не упускающее внимание.

Глава 19. Соглядатай

Строительство театра близилось к концу. Среди сосен, как по волшебству, из беспорядочного вороха досок и реек вырастала изящная постройка из золотистого дерева. Вскоре после появления Цукиеми старшина плотников объявил, что осталось только настелить крышу над подмостками и убрать мусор.

– Не надо крышу, – сказал Сахемоти, внимательно осматривая сооружение, – Привезите побольше тростниковых циновок и закрепите над задником сцены, чтобы солнце не било в глаза актерам – и достаточно.

– Но если пойдет дождь…

– Не пойдет. Готовы крепления для ширм в зеркальной каморке?

Высокая прямоугольная сцена была открыта взглядам с трех сторон. Деревянный настил сцены был тщательно отполирован; снизу под досками на туго натянутых веревках рядами были подвешены десятки больших глиняных горшков-резонаторов. Боковые стороны сцены предполагалось прикрыть соломенными щитами или задрапировать узорчатой тканью. Древний театр обходился без декораций – Сахемоти только приказал расписать задник бушующими волнами, да перед самой премьерой обвить столбы навеса сосновыми ветками. Вдоль задника был устроен низкий помост для музыкантов и хористов. Всё в театре было простым и хрупким, без каких-то особых ухищрений. Единственным местом, о котором Сахемоти особо позаботился, была комнатушка позади сцены, соединенная с ней крытой подвесной галереей.

– Это зеркальная каморка – сердце древнего театра, – рассказывал он княгине Касиме, нагрянувшей с очередной проверкой. – Здесь актеры облачаются в костюм и готовятся к выходу. А зеркальной она зовется потому, что в ней нет ничего, кроме большого круглого зеркала. Надев маску, актер садится в тишине перед этим зеркалом. Если он всё делает правильно, маска как бы оживает и, в идеале, становится более выразительной, чем лицо. Вживание в маску – очень тонкий ритуал, поэтому зеркальная каморка должна быть надежно спрятана от чужих глаз…

Княгиня слушала невнимательно. Она была не в духе. Возможно, виной тому было нежелание Сахемоти говорить с ней о чем-то, кроме театра: как ни старалась Касима вернуться к теме предчувствий и снов, мастер Терновая Звезда упорно сводил разговор на особенности освещения и устройства зрительских мест. А может, всё дело было в голубоглазой рыбачке с длинными волосами цвета сухого тростника, которая вертелась возле сцены, отвлекая от работы плотников. Парни перебрасывались с ней шутками, явно заигрывая, но от Касимы не укрылось, что девица не сводит преданного взгляда с актера.

Княгиня отбыла в летний замок гораздо раньше, чем собиралась, сердитая и задумчивая. Вместе с ней уехал Кагеру. Он собирался наведаться в Асадаль, чтобы привезти заказанный реквизит и нанять музыкантов и статистов. Сахемоти проводил их до вершины Омаэ и сбежал вниз с холма, с удовольствием избавляясь по пути от своей пышной «игольчатой» мантии. Внизу его перехватил Анук.

– Наконец убралась эта княгиня! Что ей тут, медом намазано? – с раздражением спросил он. – Шастает почти каждый день, только работе мешает. Удивляюсь, как у тебя хватает терпения…

– Как будто ты сам не понимаешь, брат, – серьезно ответил Сахемоти. – Ее сюда тянет. Если хочешь, это голос крови…

– Крови? – осклабился Анук. – Или твой? Ох недаром она похожа на прекрасную Аори…

– Отстань со своими бреднями, пожалуйста. Мне сейчас надо кое с кем поговорить.

– Ах, да. Ты нынче нарасхват. Окружен поклонницами, как настоящий знаменитый актер. Тебя поджидает морская упыриха, – Анук кивнул в сторону кучи реек, на которой тихонько сидела Цукиеми, поглядывая в сторону братьев. – Почему ты не прогнал ее обратно в море? Зачем она здесь болтается?

– Она завтра уйдет сама. Когда начнет портиться ее… одеяние.

Анук скорчил гримасу отвращения.

– Ходячая скверна! И как у тебя хватило духу к ней прикоснуться! Как вспомню мокквисина и его клетку…ух…