Громовое колесо

– Версты три, – прикинул Леший. – Думал, все же успеем. Теперь доберемся ли к ночи…

– Сестру не тревожьте, – едва слышно прошептал лучник.

– Сокол? Идти можешь? – Стоян озабоченно заглянул в лицо побледневшего дружинного. Тот не ответил. – Сокол? Брат?!

– Понесем, – Леший отстегнул со спины щит. Как дружинные протащили их в обоз незамеченными, для меня так и осталось тайной, но со своими красными каплевидными щитами с изображением княжеского символа воины не расставались категорически. Щит не носил лишь Сокол, лучнику он бы только мешал.

Стоян расцепил застежки тулового ремня, отцепил от пояса побратима налуч с верным луком и повернулся ко мне.

– Надевай, дочка, – воин протянул мне оружие. – Не в руках же нести. А я щит Лешего возьму.

– Он умрет? – я с замиранием сердца приняла изогнутый лук и с тревогой глядела, как Леший практически взвалил побратима себе на спину и медленно двинулся лишь в ему известном направлении.

– Это мы еще поглядим, – не слишком весело усмехнулся Стоян, помогая мне застегнуть непривычные пряжки. – Береги лук, дочка. В нем у Сокола вся жизнь.

Лук оказался тяжелым и с непривычки очень длинным – он постоянно норовил зацепиться за ветки выходящим из налучья концом и тянул меня то вправо, то влево. Поэтому, когда глубокой ночью мы добрались до деревянного частокола, за которым лаяли собаки, почуявшие чужаков, я была уже взмокшая и качающаяся от усталости, и вперед меня вело только нежелание показывать перед дружинными свою слабость. И так уже и рыдала перед ними, и на руках они меня таскали, осталось только картинно сознание потерять.

Дружинные тащили Сокола по очереди. Лучник пытался идти сам, но выходило у него плохо. Его бил озноб, ноги не слушались, сознание поминутно меркло – неведомый яд вовсю гулял по крови. Я злилась на себя, что ничем не могу помочь, несмотря на весь свой багаж знаний из будущего, ведь об антибиотиках тут никто ничего знать не знал. Леший и Стоян всю дорогу сменяли друг друга, большей частью молчали, и я слышала от них лишь одно и то же тихое «Держись, брат».

Сокола я очень жалела. Надо же так, из-за людской подлости споткнуться на ровном месте. Как я поняла, здесь смазывать оружие ядом считалось гнусным преступлением, наказанием за которое могла быть только мучительная смерть. Я себя кровожадной не считала, но в данном случае решила, что урок соразмерен содеянному. Я бы сама этому умнику горло перегрызла.