Громовые степи

— Может, это и в самом деле к лучшему, — согласилась мать.

— А теперь давайте наказы да и споем для моего дорогого внука.

Дед первым же и посоветовал:

— Не лезь на рожон.

— Родина у нас одна на всех, — это Иван Дмитриевич.

— Не гневи бога, схожу к Явленной в Урюпино, помолюсь за тебя.

— Не простывай, сыночек, об нас не тужи.

— Не переусердствуй, — сказал дед Михаил. — Поспешишь — сатану порадуешь.

— Водка еще никого к добру не приводила, — закончил разговор отец.

Сергей сидел между отцом и матерью. Не хотелось выпить лишнего. Ему всегда неприятна была слабость в теле от выпитого. Контролировал он границу дозволенного подергиванием себя за волосы. Если чувствительность притуплялась, значит, хватит. Его никто не видел, да и он ни единого раза не чувствовал себя пьяным. Вот и сейчас эта граница четко обозначилась.

После нескольких тостов попытался отец заиграть песню, но она не пошла. Михаил Михайлович начал делиться воспоминаниями о казачьей службе, об уходе за конями, но и разговор не клеился. Предложили «промочить горлышко».

Дмитрий Карпович, подперев ладонью щеку и прикрыв глаза, начал казачью, умел это делать. Хорошо поставленным голосом он уверенно повел мелодию, куплет за куплетом. Знал дед великое множество казачьих песен. Сергей всегда слушал их с душевным трепетом, чувствовал себя приобщенным к казачьему роду. Особенно ему нравилось в казачьем исполнении переложенное на музыку известное стихотворение А. С. Пушкина, хотя Дмитрий Карпович искренне верил, что это казачья песня.

Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой.
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном.

Особо хорошо она получалась, когда пели в три голоса: дед с бабушкой Феней и сосед Иван Мартияныч.

Казачья песня — протяжное, широкое многоголосье. Она не поется, а именно играется, как бы вытекает из души. Нельзя забыть ее звучание. Казачья песня не пишется, она слагается народом, а сюжет — сама жизнь казаков во всем ее многообразии.

Но сегодня Сергей так и не дождался Пушкина. Обстановка была иной.

Звездочки небесные,
Полно вам сиять.
Дни мои прошедшие,
Мне вас не видать.

Мысли его непрерывно перескакивали с одного на другое, не мог сосредоточиться на чем-то конкретном.

Слушал песню и не слышал. Волновала и настораживала неизвестность. «Войска НКВД, — думал он, — что это такое, хорошо или плохо?»

На небе солнце засияло,
Там черный ворон прокричал.
Прошли часы мои, минуты,
Когда с девчонкой я гулял.

Слаженно поют родственники. Не покидают Сергея мысли о Зине. Песни бередят душу.

Вот скоро, скоро поезд грянет,
Звонок уныло прозвенит.
Кого-то здесь у нас не станет,
Кого-то поезд увезет.

А потом уже со слезами на глазах начал дед Дмитрий Карпович:

Последний нонешний денечек
Гуляю с вами я, друзья,
А завтра рано, чуть светочек,
Заплачет вся моя семья.

Песня сама собою прервалась. Больше никому не хотелось петь. Мать и обе бабушки плакали.

Когда утром Сергея посадили в поезд Сталинград — Москва, в вагоне уже находились восемь призывников одной с ним команды. Сопровождающий группу сержант кивком головы указал Сергею на верхнюю полку, взял военкомовское предписание и, не сказав ни слова, ушел в свое купе. Сергей забрался на отведенное место и сразу же забылся. В сознании еще мелькали казачьи песни, слова отца, матери, дедов. Вспомнилась Зина. Она все же пришла на вокзал. Увидел ее, когда поезд набирал скорость. Зина стояла одна в сторонке от людей, с сожалением смотрела на него и лишь головой коротко кивнула на прощание. Сергей вспомнил брата, сестру, которая так и не смогла сдержать слез, хотя и обещала, отца с матерью, старавшихся держаться бодро.

Домой захотелось уже на станции Поворино, где группа призывников делала пересадку на Харьков. Несколько часов пришлось ожидать поезда, и все это время мысли были только о доме. Даже Зина почти не вспоминалась. Только родные, их милые глаза, беспомощность перед судьбой.

Из окна вагона открывался широкий простор. Мимо проплывали поля и лесные посадки, остались позади речушка с заросшими осокой берегами, какая-то деревушка, пацаны с удочками на плечах… Но все это где-то там. А здесь неразговорчивые новобранцы переживают свое расставание с близкими.