Гроссмейстеры афёр

Шельмец стал предельно вежлив и лаконичен в своей непреклонности: «Либо вы соглашаетесь на мои условия, либо никаких гастролей!»

Выйдя как-то после таких переговоров в туалет, мэтр закулисных сделок Самуил Р. произнес фразу-афоризм:

«Ай да кудесник! Если этот молодой человек начнет продавать морозильники эскимосам, он и в этом преуспеет, факт. Я — обоссанный биндюжник по сравнению с ним!»

Слова мэтра закулисных сделок упали на благодатную почву: сокрушаясь и ропща, администраторы стали заключать с Герцогом — не с профкомом, нет, — с нашим молодым проходимцем! — договоры о предстоящих концертах. Смирились, посчитав, что «часть — лучше, чем вообще ничего».

Те же, кто счел подобную честь — заключение договоров с безвестным выскочкой — сомнительной или недостойной, впоследствии обрекли себя и привезенные на Колыму бригады артистов-шабашников на мытарства и безденежье.

В общении с актерами декорации не менялись, но формула ультиматума была иной: «незаменимых нет». И она срабатывала безотказно.

Получив согласие администраторов и актеров сотрудничать на его условиях, «колымский диктатор» проводил в их среде разъяснительную работу.

Ненавязчиво, но авторитетно внушал им мысль о невозможности вывезти золото, приобретенное на прииске, не вступив в конфликт с Уголовным кодексом.

И ему верили. Ведь он — представитель администрации, к тому же старожил. Все, за исключением самых рисковых, избавлялись от «халявного» металла, меняя его на бумажные рубли. Обменный курс определял, разумеется, Герцог, он же и выступал в роли менялы. Исключения он не делал даже Володе Высоцкому, ежегодно приезжавшему на прииск…

Учитывая опыт трагически закончившегося выступления Ирины М., Юлий для непристойных спектаклей стал сдавать в аренду свою огромную квартиру. Она же служила и домом свиданий, где старатели и любвеобильные артистки со звероподобным усердием предавались сексуальным оргиям.

Плату за аренду Герцог получал и с тех, и с других, но не деньгами, а золотым песком и самородками.

Нельзя сказать, что все устроители гастролей и все актеры были высоконравственными наставниками института благородных девиц. Нет! Но то, что было предложено изобретательным и безжалостным хамом — Юлием Герцогом — даже для самых прожженных и небрезгливых было чересчур! Молодой аферист переплюнул их всех. Более того, он их всех употребил, заставив отдавать львиную долю выручки ему, а не в казну…

Платными секс-услугами, которые столичные дивы неизменно включали в свой магаданский репертуар, Юлий не пользовался.

Ну, во-первых, он имел богатый выбор достойных партнерш среди медперсонала местной больницы.

Во-вторых, если за удовольствие надо платить, то какое ж, к черту это удовольствие?

Но главное заключалось в другом. Уже более года он был страстно влюблен.

* * *

Года через два после приезда на прииск «Самородный» Герцог, не терявший головы прагматик, угодил в медовую ловушку — по уши влюбился в семнадцатилетнюю красавицу, выпускницу таллинского медучилища Ирму Прунскайте, только что прибывшую с материка в новой партии контрактников.

Любовь с первого взгляда — и Юлий, не теряя времени, ринулся на штурм.

Однако, несмотря на то, что к моменту встречи с медсестрой в послужном списке обольстителя насчитывалась не одна дюжина поставленных им на колени «крепостей», он вынужден был признать, что на этот раз «цитадель» была неприступной, а его чары бессильны.

Умный в гору не пойдет.

Встретив решительный отпор, для которого, по мнению Юлия, видимых причин не существовало, он дал задание своей разветвленной агентурной сети в среде золотодобытчиков провести рекогносцировку.

Результаты проверки превзошли самые худшие его опасения. Ирма состояла в любовной связи с бригадиром старателей, эстонцем по национальности, неким Калниньшем. Знакомы они, как выяснилось, были с детства, к тому же помолвлены.

Их связь, однако, носила еще и преступный оттенок: для своего жениха, наркомана со стажем, Ирма воровала в больнице, где она работала, препараты морфинной группы.

Герцог не был бы самим собой, если бы прошел мимо открывшихся обстоятельств. Мысль скомпрометировать эстонца на наркотиках он отмел сразу: в таком случае он ставил бы под удар и свою возлюбленную. Кроме того, не было никакой гарантии, что вслед за бригадиром прииск не покинет и сама Прунскайте. А этого Герцог допустить не мог.

Взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что Калниньша, который являлся преградой к душе и телу красавицы-эстонки, надо устранить физически. К тому же, кроме будущей любовницы — а то, что она ею рано или поздно станет — Герцог не сомневался — он видел в ней и вероятную сообщницу в операциях доставки золота на материк: кражи морфия говорили о том, что совращать ее с пути истинного не придется — за него это уже сделали другие.

А Юлию, ох, как нужны были подручные: золото прибывало, и двух рейсов в год для его доставки в Питер было уже недостаточно.