Обрушившись на Польшу, нацистские вооруженные силы утверждали свое господство в Европе огнем и мечом. Германский флот вышел на простор морей. За Редером и Деницем твердо закрепилась кличка — гросспираты, хотя в истории милитаристской Германии не они именно открыли первую страницу морского разбоя, были пионерами варварских методов подводной войны. Точно так же, как Кейтель имел своих предшественников, «отличившихся» еще в 1870—1871 годах, Редер и Дениц тоже начали не с пустого места. Чудовищный разбой на морских дорогах был хорошо известен и во время первой мировой войны. Уже тогда подводники кайзера подвергали безжалостному потоплению торговые и пассажирские корабли.
С учетом этого печального опыта, с учетом развития подводного флота после первой мировой войны в 1936 году в Лондоне был подписан Протокол, установивший определенные гарантии для мирного судоходства. Редер и Дениц отлично знали (оба признали это на процессе), что военные корабли, включая подводные лодки, не могут топить или приводить в негодность для дальнейшего плавания торговые суда без предварительного обеспечения пассажирам и команде безопасного убежища. Дениц знал также, что в этом протоколе указано: спасательные шлюпки, имеющиеся на каждом судне, не могут рассматриваться как безопасное убежище для пассажиров и команды, поскольку находятся в большой зависимости от состояния моря, условий погоды, от близости земли или наличия другого судна, которое может взять людей на борт.
Тем не менее Лондонский протокол постигла та же судьба, что и другие общепризнанные нормы международного права. Редер и Дениц поставили перед подводным флотом в качестве важнейшей задачи разгромить торговые коммуникации союзников на морях, обрушить террор на торговое судоходство. А поскольку этого нельзя достигнуть, сообразуя военные действия с правилами Лондонского протокола, его надо отбросить в сторону.
Дениц разрабатывает, а Редер одобряет новую тактику подводной войны — так называемые «волчьи стаи». Суть ее сводилась к следующему: лодка, первой обнаружившая суда противника, ведет за ними наблюдение и одновременно наводит на них возможно большее число других подводных лодок, а затем они атакуют жертву совместно. Принцип действительно волчий. Но это не помешало Деницу в своей книге «Десять лет и двадцать дней» воздавать хвалу нацистскому подводному флоту.
А на Нюрнбергском процессе рыцарей морского разбоя славословил Редер. Это он заявил там:
— Я должен сказать, что немецких матросов уважали не только в империи, но и за границей... Они завоевали это уважение своей дисциплинированностью и тем, что во время войны боролись образцово, не нарушая военных обычаев...
Но вспомним начало войны. Торговые суда многих стран мира вышли из своих родных портов еще в мирное время. Беззащитные в открытом море, они торопились скорее к безопасным берегам. Огромный пароход «Атения» имел на борту около двух тысяч пассажиров — мужчин, женщин, детей. Он был атакован подводной лодкой, торпедирован и потоплен.
Кто совершил этот пиратский акт? Кто надругался над законами и обычаями морской войны, категорически запрещающими нападение на мирные, невоюющие корабли, а тем более пассажирские?
Первой откликнулась германская печать.
В газете «Фелькишер беобахтер» появились фотография гибнущего парохода и статья с кричащим заголовком: «Черчилль потопил «Атению». В статье утверждалось: «На помещенном снимке вы видите гордую «Атению», океанский гигант, потонувший в результате преступления Черчилля. Уинстон Черчилль потопил судно с помощью бомбы замедленного действия...»
Зачем же потребовалось Черчиллю топить «Атению»? Затем, оказывается, что там в числе других находились и американские пассажиры. Черчилль будто бы «всей душой надеялся» — если эти сто американцев погибнут в волнах, гнев обманутого им «американского народа будет направлен против Германии...»
«Тени погибших призывают его на суд всего мира и вопрошают английский народ: как долго еще один из важнейших в Великобритании постов будет занимать убийца?» —с гневным пафосом вопрошала газета.
Такую версию в отношении «Атении» германское морское командование поддерживало в течение всей войны, и в арсенале английской пропаганды эта трагедия занимала весьма значительное место. Но прошли годы. Наступила развязка, и многое стало ясным...
Как только обвинитель произносит слово «Атения», скамья подсудимых настораживается. Дениц о чем—то переговаривается с Редером. Он не может скрыть своего волнения. Ведь любые подозрения причастности германского флота к потоплению «Атении» способны положить несмываемое пятно на «безупречную репутацию» нацистских подводников. Гросс—адмиралы готовы со своей стороны сделать все, чтобы «установить истину».