Грот афалины

— Ай-ай… А Радж мне ничего не говорил. Вижу только — печальный, очень печальный, переживает все. А не говорит.

Сначала ходили по зеленой зоне, по аллеям. То тут, то там попадались павлины — расхаживали по дорожкам и лужайкам, тянули длинные хвосты, пробовали взлететь на дерево. Один распустил хвост — и Янг замер на месте. Такой красоты сроду не видел.

— Райские птицы… Райские на острове Рай… — зашептал в восторге.

— Не-е, райские не такие. У тех перья всеми цветами радуги переливаются, а больше перьев розово-оранжево-золотистых. Если повезет, то увидишь.

Подошли к тому круглому строению, что увидел из-за ворот. Необычные круглые окна, точно иллюминаторы на корабле. Заглянул в одно из них и ахнул: в доме воды было налито почти до самого верха. И чего там только не плавало! И рыбы всяких размеров и цветов, и небольшие черепахи, лангусты ползали, под камнем свернулся спрут.

— А черепахи тиною заросли! Водоросли на себе таскают, маскировку, — не выдержал Янг.

— У нас и большая черепаха есть, слоновая называется, — сказал Малу. — Говорят, ей сто лет.

Старая черепаха жила в загончике под фикусом. Вровень с землей там была вкопана и ванночка с водой. Черепаха как раз сидела над ванночкой, широко расставив ноги, и стонала. Возле ее слезящихся глаз роились мухи. «Бедная!» — пожалел ее Янг.

Интересно, такие ли приплывали на их Биргус откладывать яйца? Не раз с мальчишками и Натачей ходили с корзинками собирать их. Места кладок легко можно было найти по неуклюжей маскировке, по следам, которые оставляли черепахи, снова карабкаясь в море. Ребятишки никогда не забирали всю кладку, брали только по пятнадцать — двадцать яиц. А их у каждой черепахи, говорят, бывает до сотни штук. Остальные закрывали песком, чертили крест — знак, что тут нельзя больше брать. Какие богатые яичницы жарили в те дни матери! И сами ели вволю, и даже свиньям скармливали… Когда наставало время вылупливаться молодому потомству, на берег выходили и старые и малые, дежурили возле каждого гнезда, отгоняли фрегатов, кайров, чаек, не давали хватать детенышей. Зеленые, похожие на лягушек, они выбирались из-под песка и — дай бог ноги! — торопились к прибою. Будто сами знали, что их спасение в воде…

— Вот и дошли, — прервал его воспоминания Малу.

Янг вздохнул: родина, милая родина, никогда уже не удастся увидеть ее!

— Вот, гляди! Это трибуны, человек двести пятьдесят — триста вмещают… А это бассейн… А вон дельфины плывут, увидели нас…

Янг не верил своим глазам: вот эти серо-синие сытенькие тела и есть самые настоящие дельфины?! И так близко?!

— Клювы повысовывали из воды, разглядывают нас! Ха-ха, на бортик головы кладут! А они выскочить не могут? — присел возле бетонного барьера Янг, протянув под красно-желтые перила руку, желая достать до дельфина.

— Они только вон на тот помост под вышкой выскакивают. Это входит в программу представления. Прикажет Судир, покажет рукой — они выскакивают и ложатся как бревна.

— А они не кусаются? Столько зубов острых, и все одинаковые, жевательных нет.

— Не кусаются, можно потрогать за рострум, погладить.

— У них клювы тоже кожею обтянуты, не голые! А тело какое гладенькое, точно отполированное! И не теплое, а холодное! А Радж говорил, что они теплокровные животные.

— Теплые. Но попробуй дощупайся до тепла, на них жира, как на свинье.

— Ой, и маленький есть! Во, во, улыбается нам! Как дитя улыбается во сне! А из глаз вода течет… Может, он так плачет?

— Никто не знает, когда они смеются, когда плачут. А этого малыша зовут Боби. Была еще малышка, Джейн, — погибла. Отойдем, а то еще увидит Судир, крику не оберешься. Не любит он, если посторонний забавляется с дельфинами. Он сегодня еще не ушел… Вон, слышишь? Голоса в «резиденции».

Обходили бассейн вдоль трибуны, а Янг разглядывал дом на том берегу. Странный дом, есть только торцевая стена, а боковых почти нет, крутые скаты крыши под розовым шифером начинаются совсем низко от земли. На уровне второго этажа на скатах крыши торчат, похожие на собачьи будки, окна.

— Вон там Радж живет, сбоку, где средние двери, — показал Малу. — Там такая кладовая-склад, он в кладовой и живет. — Помолчал и добавил: — Что-то Судир сегодня долго тут…

И только успел он это проговорить, как распахнулась дверь под вышкой. К нижнему помосту, на который выскакивают из бассейна дельфины, вышел европеец в синей кепочке с длинным козырьком, следом за ним — Судир. Он был на голову ниже белого, смуглый и костлявый.

Что-то дрогнуло у Янга в груди. В высоком крупном человеке он узнал Пита. Того самого Пита, который с напарником шарил на озере Горного острова, искал золото.

— Ты чего сжался? Судир не видал, как ты гладил дельфинов, не бойся.

— Я… так… А куда в городе пошел Радж?

Малу не успел ответить, его в эту минуту громко окликнул Судир:

— Эй, ты! Выпусти мистера Уилсона.

Малу не понравилось это «Эй, ты!», будто у него не было имени. Вздохнул.