Грот, или Мятежный мотогон

– А хоть бы Евгений Филиппович Прохоров. Он из Питера недавно прибыл.

– Любкин брательник?

– Ну, брат, брат…

– Так у них отец до белой горячки допился. Все Прежнему салютовал.

– Какому еще Прежнему?

– Тому, который Брежнев, а заодно и маршалу Устинову Дмитрию Федоровичу, министру нашему бывшему.

– Скоро и мы салютовать – зигу кидать будем.

– Какую это зигу? Кому? – Матушка Василиса слегка притихла.

Отец Вассиан же, наоборот, гаркнул, громыхнул, грянул:

– Маммону – кому ж еще! Ему родимцу и служить станем!

Матушка не одобрила его восклицание и не захотела слушать про маммону – ушла с вымытыми чашками в другую комнату.

Отец Вассиан нашел место для картины и повесил ее на почетное место – так, чтобы и дарителя ублажить, если пожалует в гости, и чтобы самим глаза не мозолила (видеть бы ее как можно реже, а то и не видеть вовсе). Книгу же оставил на прежнем месте, собираясь взять ее с полки и повнимательнее изучить перед тем, как идти на поклон к Ольшанскому, нести ему составленную смету.

Глава третья Ополовинил

За три дня отец Вассиан составил смету. Поднапрягшись, мог бы составить и за два, и даже за день, но решил не спешить, не суетиться, чтобы не создавалась видимость, будто он заезжий шабашник, которому лишь бы хапнуть поскорее да побольше, а там хоть трава не расти.

Вот и составлял он смету аккуратно, каждую цифру перепроверял, с матушкой советовался (она по магазинам ходит и цены знает) и только после этого вписывал сначала в черновик, а затем переписал все набело, и не на каком-нибудь жалком клочке, а на листе хорошей писчей бумаги. Хотя к бумаге относился бережно и попусту не тратил, не разбазаривал направо и налево, ради такого дела не пожалел и взял из неприкосновенного запаса – из той пачки, что была куплена матушкой в Серпухове и шла на перепечатку его записок.