Гротенберг. Песнь старого города

— Заткнись. — Резко его оборвал Асари, обернувшись в сторону тюрьмы. Оттуда слышались шаги. Ещё далекие. Он повернулся к сумасшедшему. — Здесь есть обращенные? Кто посадил вас сюда?

— Тут есть... — он положил руки на лоб, — тут есть... тут есть... слуги. Слуги замка. Они и хорошие, и плохие. Если ты себя хорошо ведешь, хорошие, если ты не хочешь пить их напиток. А ещё, если ты не поешь. Не поешь эту восхитительную песню... о, эта песня! Что за прекрасная песня...

— Ясно. — Презрительно выплюнул Асари. Вокруг его руки скользили тени, и он явно пребывал в раздумьях.

Впрочем, раздумывать было некогда.

В тюрьму рвались рыцари. Сначала все было решили, что это замковая стража спохватилась на разрушенное заклинание, и теперь пришла за нарушителями. Потом они пригляделись, и приметили огоньки в глазах, отсвечивающие через забрало. В этот миг, один из рыцарей вмиг пересек разделяющее их расстояние, замахиваясь мечом. Когда лезвие опустилось, Сегель столкнулся с ним, подставляя протез. Вместо того чтобы доставать клинок, он с силой отвел лезвие в сторону — раскрыл ладонь и ударил. Он не вполне знал, что должно случиться, но металл под невидимой силой весь изгибался, менял форму доспеха и, оттесняя его назад, к стене, и пошел иглами навстречу владельцу — пронзая тело насквозь. Теперь, когда преступник сказал об уязвимости, действовать было проще. Он жестом распахнул «железную деву», и ещё одним размашистым ударом протеза опрокинул монстра в «пасть» пыточного орудия, тут же схлопнувшегося, как охотничий капкан: громко и со вкусом, разнося по тюремным помещениям звуки сминающегося металла, вопли твари, и довершая это запахом разложения. Впрочем, последнего и так здесь хватало с головой.

Позади Сегеля выругалась Сиола — её смертоносный рывок нежити, кажется, успел застать врасплох. С лязгом столкнулись мечи. Девушка налегла на рукоять, выворачивая кисти её противнику, и тут же уходя в сторону. Специально, чтобы появилась заминка — щит выскользнул из крепежа, и занял место в свободной руке.

— Ну-ка, в сторону! — Скомандовал Асари. Девушка отскочила назад, разминая запястье ведущей руки. Как же неудачно, черт подери! Юноша тут же вскинул руку — из мешочка на поясе отправились в сторону рыцаря песчинки, которые на подлете вспыхивали, охватывая пламенем доспех и, что более важно, открытые участки тела. Погрубевшая кожа вспыхнула, заставляя тварь визжать, пытаясь сбить с себя огонь. В этот миг юноша крутанулся — из-под рук вырвались сгустки, по форме напоминающие тонкие иглы, только пахло от них, как от крови, и окончательно «пригвоздили» тварь к стене.

— Хоть одно преимущество этого замка... — пробормотал Асари, подходя к твари. Сегель тоже двинулся к ней, вынимая клинок из ножен. — Магия тут циркулирует, словно полноводная река...

Сегель протянул клинок Пустоты, вытягивая ту силу, что держало существо на ногах. Покачнулся, и услышал вздох. Вздох облегчения от существа, которое, видно против воли, волочило свое существование. «Спасибо, вестник...» — выдохнуло оно, испуская дух.

— Наверное, выше их ещё больше... — пробормотал юноша. — Сейчас я... — он начал откручивать крышку флакона, но тут же бросил удивленный взгляд. — Сегель?

Однако он уже не слышал. Потусторонний вихрь принес туман, стирая границы тюрьмы, и отбрасывая мужчину к стене. Выбивая из легких воздух, заставляя вскрикнуть, но к его мимолетному удивлению, не осесть на землю.

А потом внезапно стало очень-очень больно.

16

Время неизвестно. День четвертый

Тюремный блок. Замок Гранвиль

Сегель

Звенят цепи.

Шумят кандалы, сковывающие запястья. Живые, настоящие руки, я чувствовал их в полной мере! Я приоткрыл глаза. Это было, верно, ошибкой. Очень тяжелыми были веки, глаза ощущались заплывшими, и даже неяркий свет свечи ударил по глазам так, словно прошелся ножом. Боль сковывала дрожащее обнаженное тело. Я почему-то знал, что происходит, но оставался безмолвным наблюдателем.

Так вот какого ему было...

— Глядите-ка, очнулся... — низкий голос выдернул из мыслей, а ещё — из какой-то безопасной зоны, в которой пребывало сознание все это время. На меня обрушился холод камер, уже настолько же привычный за эти... сколько уже прошло дней? Счет времени уже давным-давно был потерян. — Ах, дорогой, Катача, будь с ним полегче. Все-таки он ещё ребенок...

Как будто для них это имело значение!

Заставив себя сдвинуть взгляд, я подмечаю грузного мужчину в извазганном кровью мясницком фартуке. Его голова, чем-то отдаленно мне напоминает кабанью — вероятно, неправильной, излишне выдвинутой челюстью, приплюснутым носом и диким, звериным взглядом — ещё к тому же была неприятно пересечена шрамом. На меня он смотрел как на игрушку. А мне было уже ничего не страшно. В груди болела лишь пустота. Раны от плети жгли, и, вероятно, ещё долго предстоит им заживать. А если бы я тогда знал будущее, то определенно бы немного, но расстроился тому, что они ко всему прочему навсегда заклеймят мою тощую спину.