Гротеск

— Я слышал, что произошло с вашей сестрой. Ужасная история.

Вот что он сказал, но имел в виду другое: я так нервно реагирую на слова и поступки других из-за несчастья с Юрико. Мне часто доводилось встречать таких людей — они делают вид, что все знают. Ни слова не говоря, я выловила палочками лук из тарелки с лапшой. Терпеть его не могу. Воняет.

— Я ничего об этом не знал. Абсолютно! А действительно ее убил тот же тип… ну, которого арестовали в прошлом году за убийство девушки из какой-то фирмы?

Я пристально посмотрела на шефа. Сощуренные глазки, любопытство прямо-таки переливается через край. Наш ребенок на глазах превратился в неотесанного урода.

— Следствие еще не окончено. Пока еще рано говорить.

— Я слышал, эта девушка вроде была вашей подругой. Правда?

— Она моя одноклассница.

А в самом деле: были мы с Кадзуэ подругами? Надо будет над этим подумать, решила я.

— Меня ее убийство страшно интересует. О нем все говорят. Темная история. Какая злая сила толкнула девушку на этот путь? Работала в «мозговом центре» крупной строительной компании, карьера складывалась удачно. Окончила колледж. Почему вдруг такая девушка — можно сказать, из элиты — занялась проституцией? Вы наверняка что-нибудь знаете.

Вот оно что! О Юрико все уже забыли. Никто не удивляется, когда красивая, но без прочих достоинств женщина чуть ли не до старости путается с мужчинами. Однако случай с Кадзуэ, ставшей проституткой, заставлял задуматься, почему так получилось. Днем — деловая женщина, вечером — проститутка. Мужчины летят на такое как мухи на мед. Меня покоробило от того, что шеф даже не пытался скрывать своего любопытства. Он, похоже, заметил мою гримасу и стал торопливо извиняться:

— Простите меня за бестактность… — И добавил в шутку: — Это не сексуальное домогательство, не сердитесь, пожалуйста.

Разговор перешел на воскресный бейсбол. Шеф предложил как-нибудь сходить вместе на игру. Я кивнула и, стараясь изо всех сил сохранять безразличный вид, доела лапшу. Теперь все понятно. Нонака интересовался не мной, а скандалом с Юрико и Кадзуэ. Эта тема преследует меня повсюду.

А я думала, что нашла стоящую работу! Как же меня достают эти приставания! Но увольняться я не собираюсь. Я уже целый год здесь проработала. Заканчиваешь всегда в одно время. Удобно.

После окончания университета — до муниципального управления — я успела поработать в ночном магазине, потом разносила по домам журналы об учебных курсах. Как насчет замужества? Нет, я об этом совсем не думаю. Горжусь своей свободой. А вообще-то я хотела стать переводчицей.

У отца родной язык немецкий. Я прилично его знаю, хотя не в совершенстве, конечно. Пять лет переводила на японский одного известного немецкого поэта, но агент, которому я отнесла свой перевод, сказал, что это не перевод, а детский сад. Издавать нельзя. Я начала протестовать: пять лет работы, столько сил потрачено, столько расходов. Но он меня и слушать не хотел.

У вас нет никаких способностей к переводу, заявил агент. Самый заурядный человек справился бы с этой работой за полгода и гораздо лучше. Из литературного произведения получилась книжка для детей. Я, конечно, обиделась, но связей в издательствах у меня не было. Кроме того, мне было сказано, что книжки, которые я собираюсь переводить, никому не интересны, потому что не имеют художественной ценности.

Еще я сдавала экзамен по устному переводу, но провалилась. Хотя, по правде сказать, на экзамене у меня возникли сомнения, справлюсь ли с этим делом. Я трудно схожусь с людьми. Потому и дорожу нынешней своей работой в муниципальном управлении.

В тот вечер, перед тем как лечь спать, я дала волю фантазии — как мог бы выглядеть мой ребенок, если бы отцом был Нонака. Я даже нарисовала его на обратной стороне рекламного листка. Мальчик с высохшей кожей, толстыми болтливыми губами, как у Нонаки, и коротенькими крепкими ножками, на которых он перекатывается мелкими семенящими шажками. От меня ему достанутся крупные белоснежные зубы и заостренные уши. Внешность выходила демоническая, я даже развеселилась. Я вспомнила, что сказал Нонака: «У тебя такой звонкий голос, когда ты разговариваешь. А смех старушечий. Вот как ты смеешься: эхе-хе-хе».

Его слова меня возмутили. Я никогда не задумывалась над тем, какой у меня смех. Попробовала засмеяться, когда была одна. Неудивительно, что вышло не очень естественно. В кого, интересно? Я попробовала вспомнить, как смеялись отец и мать. Ничего не вышло. Наверное, потому, что они делали это очень редко. Юрико тоже была не из смешливых. Только улыбалась загадочно. Может, понимала, что такая улыбка в самом выгодном свете подчеркивает ее красоту. Странная у нас была семейка! Мне вдруг вспомнился один зимний день.

3

Сейчас мне тридцать девять. Значит, это было двадцать пять лет назад. Мы всей семьей поехали на новогодние праздники в Гумму, в наш домик в горах. Можно, конечно, назвать его загородным коттеджем, хотя это был самый обыкновенный дом, не отличался от стоявших вокруг крестьянских жилищ. Родители по привычке называли его «горной хижиной».