Гротески

…Там лежали нищие; там выставляли они напоказ свои ужасные болезни. Негр шел мимо них равнодушно, но ни один иностранец не миновал их, не запустивши руку к себе в карман. Они это хорошо знали – и приценивались: тот, кто отпрянет назад от их ужасного вида, тот уж точно бросит четвертак, ну а дама, которой сделается дурно, меньше целого доллара не заплатит…

– О, мама, ты посмотри только на того, что в крокодильей шкуре! Ну разве же он не хорош? – Голубая Ленточка показала на негра, которому отвратительный разъедающий лишай изуродовал все тело. Зеленовато-желтым, как болотный ящер, казался он; и правда: ужасные струпья растащили кожу страдальца на треугольные чешуйки.

– А вот тот, капитан, взгляни, вон тот! Ах, как весело смотреть на него! У него голова, как у быка, a меховая шапка, видать, крепко приросла к нему!..

Голубая Ленточка своим зонтом от солнца хлопнула по голове громадного негра. Этот нищий страдал от кошмарных последствий слоновой болезни – распухший череп напоминал гигантскую тыкву; при этом слипшиеся от пота всклокоченные волосы толстыми длинными лохмотьями спадали со всех сторон. Капитан пытался увести от него малютку, но, дрожа от восторга, та сама потащила его к другому.

– О, милый капитан, видел ли ты когда-нибудь такие руки? Разве они не прекрасны? Разве они не ужасно прекрасны? – Голубая Ленточка сияла от воодушевления. Она близко наклонялась к нищему, у которого от той же слоновой хвори руки распухли до чудовищных размеров. – Мама, гляди, его пальцы много толще и длиннее всей моей руки! О, мама, если бы и у меня были такие же, вот какая потеха была бы! – И она опустила свою ручонку в протянутую руку негра; маленькой белесой мышкой зашмыгала та по раздутой бурой коже.

Красивая дама громко вскрикнула и в глубоком обмороке упала на руки инженеру. Все засуетились вокруг нее, доктор смочил свой платок одеколоном и приложил ткань к ее лбу, а Голубая Ленточка, порывшись в карманах, разыскала нюхательный флакон и сунула даме под нос. Она припала на колени, и крупные слезы закапали из ее голубых глаз на лицо матери.

– Мама, милая, дорогая мама, прошу тебя, проснись! Очень-очень прошу тебя! Ну же, проснись, милая мамочка, я покажу тебе еще столько прекрасного! Сейчас совсем не время спать, мама, мы же в краю чудес!..

Порт-о-Пренс (Гаити)

Июнь 1906

Бледная дева

Когда Лотар вошел, Дональд Маклин, дожидавшийся его в кафетерии, воскликнул:

– Наконец-то! Я уж думал, вы явиться не соизволите…

Лотар сел и стал помешивать оранжад, который ему подала официантка.

– В чем дело? – спросил он.

Маклин слегка наклонился к нему.

– У меня для вас кое-что интересное, – сказал он. – Вы ведь изучаете метаморфозы Афродиты? Возможно, я дам вам шанс узреть Рожденную-из-Пены в новой инкарнации.

Лотар зевнул:

– Вот как… что, правда?

– Чистейшая! – подтвердил Маклин.

– Позвольте минуточку, – продолжал Лотар. – Венера – истинная дочь Протея, но мне думается, что я знаю все ее личины наперечет. Я был год тому назад в Бомбее у Клауса Петерсена, к примеру…

– Ну так что же? – спросил шотландец.

– Как это «что же»? Стало быть, не знаете Клауса Петерсена? Петерсен родом из Гамбурга, и он талант, а возможно, и гений. Маршал Жиль де Рэ – шарлатан на его фоне!

Дональд Маклин пожал плечами:

– Ничего необычного – в наше-то время…

– Вы правы. Ну хорошо, Оскар Уайльд был, как вам известно, мой лучший друг. Затем в течение долгих лет я знал Инес Сикл. Каждое из этих имен должно вызвать в вас целую массу сенсационных впечатлений.

– Но не все! – заметил художник.

– Не все? – Лотар побарабанил пальцами по столу. – Но во всяком случае – лучшие. Итак, буду краток: я знаю Венеру, которая обращается в Эроса. Знаю и ту, что облачается в меха и берет в руки хлыст. Знаю Венеру в образе Сфинкса, кровожадно вонзающего когти в нежное детское тело. Я знаю Венеру, которая сладострастно нежится на ложе из падали, и ту богиню запретной любви, в честь которой во время черной мессы приносит гнусную жертву жрец. Лоретт Дюмон брала меня в свой «зоологический сад», и там я повидал, да и испытал тоже кое-что, лишь немногим известное – возрожденный Содом со множеством экзотических развлечений. Более того, у леди Кэтлин Мак-Мэрдок в Женеве я выведал один такой секрет, что любую живую душу поверг бы в сущий ужас! О да, Венера известна мне в худших, в грязнейших своих проявлениях – или же они и есть чистейшие? Тем не менее неужто вы полагаете, что богиня безграничной любви, которая и мужа почтенного способна поженить на простом цветке, сыщет такую маску, какую сочту я за прежде невиданную?

Маклин курил сигару с оттягом.

– Не могу ничего вам обещать, – сказал он, – знаю лишь, что герцог Альдобрандини Этторе уже три дня как вернулся в Неаполь. Вчера я встретил его близ Толедо.

– Несказанно был бы рад свести с ним знакомство! – сказал Лотар. – Мне не раз про него доводилось слышать. По слухам, это один из тех людей, чья манера жить – искусство сама по себе, в силу их средств и влияния…