Гроза 1940

А Эрвин молодец! Опять начал операцию в своё излюбленное время – ночью. Пока британские генералы сумели проснуться и разобраться в обстановке, он уже обошёл их и ударил по самому чувствительному месту англичан – по штабам. Теперь достаточно блокировать дивизии и бригады переднего края и двигаться вперёд к Александрии. Вот только откуда он взял горючее? Наверняка захватил у англичан. А ведь такую операцию не приготовишь за три дня. Значит намётки предстоящих действий у него уже были во время его, Паулюса, визита.

– Я думаю, фельдмаршал, – начал Паулюс, опасаясь, что пауза затянулась слишком долго, – что он выполнял наши указания.

– Это как? – Удивился Витцлебен.

– Мы дали ему команду эвакуироваться из ближайшего порта. – Паулюс насладился впечатлением оказанным этой фразой и продолжил. – А ближайшим к нему портом была Александрия! К тому же мы предоставили ему свободу действий.

Витцлебен рассмеялся, на них начали оглядываться и он быстро прервал веселье.

– Благодарю вас, Паулюс, за предоставленное объяснение. Я думаю, что оно очень понравиться фюреру. Но как быть с нашим планом?

– Мне кажется, что он поступил правильно. Заставить англичан сесть за переговоры можно только с сильным противником, слабого они попросту проигнорируют. – Паулюс задумался и продолжил. – Хотя риск, конечно, есть. Британские генералы могут элементарно обидеться, и упереться. Я с самого начала говорил, что воздействовать нужно прежде всего на Черчилля.

– Я тоже так думаю. – Ответил Витцлебен. – Но если оставить всё как есть, то британцы начнут волноваться только тогда, когда русские выйдут на побережье ПадеКале. – Фельдмаршал не выпускал из внимания автомобиль Гитлера. – А вот теперь нам нужно поторопиться, кажется, фюрер всё же решил выйти. – Сказал он и поспешил к месту остановки кортежа. Паулюс двинулся вслед за ним.

Гитлер был зол. Нет, он был просто взбешён. Это недоумки генералы в очередной раз испортили его гениальные решения. Потерпеть такое страшное поражение от большевиков! Наислабейшего, по его мнению, противника! И это после разгрома великолепной французской армии, оснащённой так, что даже у него возникали сомнения в успехе, не говоря о трусливых генералах, которые только и думают о том, как усидеть в своих креслах, а не о величии рейха, о котором он должен думать один. Он обеспечил им свободу действий на континенте, связав тайными и явными договорами большинство, сколько–нибудь значительных, стран Европы. Сумел даже свести к минимуму противодействие Англии, до сих пор не смирившейся с тем, что времена Британской империи клонятся к упадку, уступая место тысячелетиям Третьего рейха.

И вот эти недоумки, только по недоразумению и его ошибке, носящие звания генералов и фельдмаршалов, угробили его блестящий план. Он на короткое время почувствовал зависть к Сталину, который взял и перестрелял, предавших его маршалов и командармов. Он сам такой власти пока не имел, но собирался её достигнуть, используя сложности военного времени.

Гитлер посмотрел через толстое, пуленепробиваемое стекло двери на, стоящих вдоль дороги, генералов. Подкатила новая волна раздражения. Он, фюрер немецкого народа, любимый всеми в рейхе, должен прятаться за бронёй от собственного народа, как эти жалкие еврейские плутократы и комиссары. Кто–нибудь за это обязательно ответит! Наконец он взял себя в руки, время гнева ещё не пришло. Конечно, он не забудет никому эти минуты собственной слабости. Но сейчас ещё не время!

Он подал знак, колеблющемуся с другой стороны двери, офицеру и тот открыл дверь автомобиля. Фюрер сделал глубокий вдох, окончательно успокоивший его, и вышел к встречающим его генералам.

Времени оказалось достаточно, что не только дойти до места встречи, но и ждать когда же фюрер решится выйти. Гитлер медлил, через стекло видно было, как постепенно менялось выражение его лица, от крайней степени бешенства до, с трудом сдерживаемого, умиротворения. Так же менялись и лица встречающих генералов – от заинтересованности до равнодушия, правда не у всех. Безусловно преданные Кейтель и Йодль, следили за всеми изменениями настроения Гитлера, спеша следовать ему. Большинство генералов и офицеров сохраняли нейтральное выражение лица. И только некоторые, стоящие на краях шеренги, как Витцлебен и Паулюс, позволили себе слегка усмехнуться, но и то так, чтобы не увидели эсэсовцы охраны, которым Гитлер с каждым днём доверял всё больше и больше, заменяя ими армейскую охрану, везде где это возможно.