На первый ряд вместе с Виктором рискнул сесть только начальник их отдела майор Зенкович. Опытный и умный профессионал, тот всегда старался выделять Виктора за умение расследовать самые сложные и запутанные дела. И сейчас, предчувствуя потерю одного из лучших сотрудников, он только хмурился и нервно кусал губы. Осадить всю эту шайку во главе с Фельдманом у него не было возможности, за ними стоял кто–то настолько значительный, что все его прежние попытки избавиться от этого дилетанта заканчивались только грозными окриками сверху, после которых Фельдман становился ещё наглее и самоувереннее. Зенкович понимал, что сам он до сих пор занимает своё место, только потому, что Фельдман такой болван во всём, что касается контрразведки. Если бы у него был хоть малейший талант, начальником отдела давно был бы он. Об этом говорило хотя бы то, что Фельдман сумел протащить в отдел двух своих родственников, Айзенберга и Рабиновича, несмотря на все протесты майора. Сейчас эти болваны петухами ходили по коридорам, старательно форсили новенькой формой перед машинистками и заваливали самые простейшие дела. Зенкович никогда не упускал случая поставить этих кретинов на место, высмеивал их на каждой планёрке, но с тех всё «"как с гуся вода"». Совести у них не было даже в зачаточном состоянии. В отделе нарастали антиеврейские настроения, и самое удивительное, что майор, сам будучи евреем, был одним из инициаторов их возникновения. Впрочем, нужно сказать, что сотрудники отдела чётко отделяли самого майора и лейтенанта Цукермана, тоже еврея, от этих болванов и никогда не распространяли на них своих шуток и анекдотов.
Доклад, наконец–таки, закончился и парторг облегчённо уступил место своему заместителю. Фельдман осмотрел зал, остановившись взглядом на Викторе, и сказал:
– Вторым вопросом нашего собрания предстоит обсуждение дела капитана Зайцева. Докладчиком по этому вопросу выступит лейтенант Айзенберг.
Лейтенант Айзенберг приходился Фельдману то ли племянником, то ли двоюродным братом по материнской линии, безоговорочно слушал своего родственника во всём и участвовал во всех афёрах того. Вот и сейчас он с радостью взялся за сомнительное удовольствие топить своего сослуживца. Выйдя к трибуне, он достал из папки несколько листков, наверняка написанных Фельдманом, и принялся читать старательно пытаясь сохранить на лице значительность.
Виктор, пропустивший мимо ушей весь доклад парторга, хотя никто из присутствовавших не смог бы доказать этого, настолько серьёзным и внимательным было его лицо, превратился во внимание. На этот раз он запоминал каждый оборот, высказанный Айзенбергом, выискивая слабые стороны в доказательствах Фельдмана. Поначалу он хотел признать всё, что ему пытались приписать. Откровенно говоря, он просто устал. И если бы ему предложили подписать собственный расстрел, вполне возможно он бы смог это сделать. Но поймав торжествующий взгляд Фельдмана, Виктор разозлился. Удовольствия «"сплясать на его могиле"» он не доставит никому, даже если для проведения этого мероприятия пригласят самых лучших исполнителей «"семь сорок"». И сейчас он внимательно слушал, намечая ответные ходы, возможности для которых ему предоставляли в избытке. Будучи обвинителями в уголовном суде, эти деятели не сумели бы осудить даже убийцу, пойманного с поличным. Любой, самый посредственный адвокат разнёс бы их обвинения в пух и прах. Вся проблема была в том, что суд был не уголовный, где нужны доказательства, свидетели, заявление потерпевшего. В этом судилище нужен был только виновный, да желание упечь его как можно дальше, а если повезёт, то и устроить ему встречу с господом богом.
Виктор внимательно анализировал обвинения. Ему инкриминировали, Во–первых, грубость с коллегами. Да было, пару раз послал Фельдмана подальше, когда тот влез со своими «"гениальными"» советами по следствию. Во–вторых, рукоприкладство. Да было, один раз ударил Айзенберга, когда тот вспугнул немецкого агента своими идиотскими методами проведения следствия, то есть опроса всех поголовно на улице «"не видели ли они иностранного шпиона"». В–третьих, пьянство на рабочем месте. Да было, два раза приходил изрядно подшофе, когда не смогли с Колькой вовремя остановиться и пропьянствовали до утра. Но всё это мелочи, за них в тюрьму не отправят и под расстрел не подведут. А вот это уже серьёзно. Не смог довести до конца дело немецкого агента. Кстати, благодаря «"медвежьей помощи"» Айзенберга, навязанного ему Фельдманом для стажировки. Вступал в контакт с этим агентом. А как ещё прикажете ловить агентов Абвера с поличным? За последний год не сумел раскрыть ни одного дела, доверенного ему партией. Так мы же настоящих врагов ловим, а не в коридорах их выискиваем!