Гроза 1940

– Запомните мужики, в бою самое страшное не обстрел или бомбёжка. Самое страшное – паника. Для её возникновения достаточно одного перетрусившего засранца. Увидит такой «"герой"» ползущий на него танк, взвоет от страха, и давай по окопам бегать и орать от ужаса, что мол обошли, предали, бросили. А от него зараза и к нормальным бойцам передаётся, глядишь, а вокруг уже не боевое подразделение, а стадо ополоумевших баранов. Так вот, приказываю: трусов и паникёров немедленно успокаивать прикладом по затылку, когда очухаются нормальными людьми станут. Если не получится прикладом, можно и пристрелить, война спишет. Самое главное, чтобы особист не увидел, а то обидится, что его клиентуру убираем. Следующее, на что обратить внимание – расход боеприпасов. Неопытный боец начинает лупить со всей скоростью, не успевая прицеливаться, лишь бы выстрелить. Так вот, автоматические и самозарядные винтовки таким не давать. Пусть у трёхлинейки затвор подергает, пока обойму выпустит, успокаиваться начнёт. Теперь о тех, у кого зуд геройства в заднице горит. Кидать гранаты по танкам разрешаю только из окопа. Бежать на них с геройскими криками запрещаю, по своему опыту знаю – ещё ни один не добежал.

– Для вас, лейтенанты. – Продолжил он, обращаясь к командирам взводов. – Поднимать людей в штыковые атаки по собственной инициативе запрещаю. Рукопашная – крайнее средство, и только в том случае, если враг подошёл вплотную. Вы мне нужны живыми, по возможности, до конца войны. Я не хочу вашим матерям похоронки писать. Слушайте своих помкомвзвода, они все с боевым опытом, дурного не посоветуют. – Он помолчал и добавил. – Ну вот, пожалуй, и всё. Всему остальному только на собственном опыте научиться можно.

Командиры стали расходится по позициям своих подразделений. На НП остались только Казаков с политруком. Комроты убрал с импровизированного стола из патронных ящиков, разложенные там, бумаги, выставил на него буханку ржаного хлеба и три кружки.

– Давай, «"бог войны"», помянем нашу мирную жизнь.

Политрук в это время открывал ножевым штыком от СВТ банку с мясными консервами, пластал хлеб. Комроты, подмигнув глазом, достал флягу, встряхнул её, довольно улыбнулся. Налил в кружки на треть, взял свою, поглядел на Казаченко с политруком и сказал:

– Давайте, мужики, за победу. Не знаю, доживём ли, война штука долгая.

Командиры выцедили свои кружки, зажевали коркой хлеба. Комбат спросил Казакова:

– А не боишься, что содержание твоего инструктажа особисту перескажут.

– Не боюсь, – отмахнулся комроты, – он у нас нормальный мужик. Вместе с нами под финскими дотами лежал, не брезговал.

– Повезло. – Сделал вывод артиллерист. – А наш бригадный, пока в городке были, таким героем ходил, а как на «"учения"» отправились, так он сразу в санчасть. Мы ещё удивлялись – чего это он? А как приказ о войне зачитали, сразу всё понятно стало.

– Тоже повезло, – вмешался в разговор политрук, – а если бы он сейчас под соседним кустом трусился и требовал себе блиндаж в три наката копать? Казаков налил ещё по одной:

– Давай мужики ещё по одной за то, чтобы мы живыми из боя вышли. Не успели командиры выпить чарку, как на НП вбежал боец:

– Товарищ старший лейтенант, кажется, подходят, по шоссе грузовики на всей скорости бегут.

– Вот же сволочи, – высказался политрук, – даже выпить спокойно не дают.

– Прощевайте, мужики, – подскочил Казаченко, – живы будем, свидимся!

Он быстро взбежал на холм, вдоль гребня проскочил на позицию своей батареи. У орудий уже царила лёгкая суета, бойцы убирали лишние вещи, наводчики прокручивали маховики наведения. Заряжающие с подносчиками вскрывали орудийные ящики, чтобы не тратить время на них во время боя. Комбат занял место на своём НП, осмотрел в бинокль дорогу. По шоссе в беспорядке бежали машины, легковые отчаянно сигналя обгоняли грузовики. Наконец, их поток схлынул. Но вот на шоссе из–за поворота выехали мотоциклы. На них, что–то горланя, сидела и лежала немецкая пехота. Мотоциклы, не соблюдая никакого порядка, беспорядочным стадом катились по дороге. Передний выписывал по всей ширине зигзаги, остальные пытались его обойти, когда это удавалось, всё начиналось заново уже с новым лидером. «"Веселятся"», – удивился Казаченко, – «"вот бы снаряд в эту кучу положить"». Но стрелять до взрыва моста категорически запретили, а мост, конечно, будут рвать только под танком.

– Батарея к бою, – дал приказ Казаченко, хотя необходимости в нём не было, все бойцы и командиры давно были у орудий. Оставалось ждать приказа на открытие огня.