Гроза 3

С этим заведением ещe предстоит серьeзный разговор. В будущем. Непременно и обязательно. Кое-кому нужно объяснить, что нехорошо шастать по кладбищам, выискивая надписи на надгробных плитах. Особенно у ближайших родственников людей, которым повезло взлететь на властную верхушку. Такое любопытство может плохо закончится. Группенфюрер Гейдрих постарается растолковать чересчур пытливым ревнителям чистоты арийской крови, что его мать ВНЕ ПОДОЗРЕНИЙ. Какое бы имя она не носила при жизни.

Русский подполковник прав, отметая границы между родственными народами. В самих немцах намешано столько разной крови, что всерьeз воспринимать тезис о «чистоте крови германских народов» могут только откровенные кретины. Сам Гейдрих к ним не относится, и постарается, чтобы среди его ближайших соратников и сподвижников таких болванов не наблюдалось. Но кое-кого он оставит с единственной целью - хорошенько покопаться в родословной «великого фюрера».

Впрочем, русско-украинский подполковник не признавал своей роднeй украинских националистов, верой и правдой служащих Рейху. «Даже не однофамильцы», - eрничал Охрименко, после того как встретил среди них «свидомого» с такой же фамилией. Не называл он сторонников Бандеры и Мельника и украинцами. «То ж свидомы галичане», - пояснял он группенфюреру на одном из уроков, - «третью часть они поляки, на осьмушку австрияки, на щепоточку гуцулы, и мадьяр чуток капнуло».

Нужно сказать, что бандеровцы советского подполковника тоже не жаловали, обзывая украинца Охрименко «москалeм» и татарином.

Что же всe-таки произошло вчера с группой оберфюрера Брокмана? Убиты? Взяты в плен? Спросить не у кого. Запредельная секретность повернулась против самого группенфюрера Гейдриха. Никто из вырвавшихся из города солдат, после его взятия русскими, ничего конкретного сказать не может. Из сопровождавшего Брокмана взвода разведки уцелел только один человек, вернее прорвался только один. Но он серьeзно ранен и в ближайшее время ничего рассказать не сможет. Не прояснил ситуацию и ефрейтор, вытащивший раненого разведчика. По его словам, в момент начала русской атаки обершарфюрер Шнитке находился за пределами здания, выбранного его подразделением в качестве опорного пункта. Шнитке был ранен в первые же секунды боя, и ефрейтор Гофман вынужден был эвакуировать раненого товарища, не вступая в бой с русской штурмовой группой. Врeт, конечно.

Успел ли Фридрих покинуть здание до штурма? Если да, то дела не так уж и плохи. Русские только облегчили штандартенфюреру Франку переход линии фронта, а на той стороне он сумеет сориентироваться. Вот только захочет ли выполнять задание и возвращаться обратно?

Одни вопросы и никаких ответов.

Послать что ли на ту сторону подполковника Охрименко? Но поверят ли ему? Попавший в плен солдат не внушает доверия, а офицер под двойным подозрением. Могли завербовать, могли запугать, сломать пытками и голодом в конце концов. Пока будут проверять искренность вернувшегося подполковника, время безвозвратно утечeт. Его и так не хватает, а в связи с начавшимся наступлением русских оно ускорило свой бег многократно, и летит курьерским поездом, не обращая внимания на отчаянные крики не успевших к моменту отхода временного экспресса.

Хотелось бы знать, случайно ли на участке перехода русские поменяли свои части. Вместо обычной стрелковой дивизии там оказались головорезы из десанта и морской пехоты. Генерал Рейнгардт, обнаруживший такой подарок у себя под боком, отдал под суд начальника разведки своего танкового корпуса, просмотревшего смену советских подразделений, и сейчас раздумывает брать ли ему обратно этот город или не трогать это осиное гнездо.

Гейдрих прислушался к словоизлияниям главнокомандующего Вермахта. Фюрер начал повторяться. То что Геринг «жирная свинья», а Гудериан «тупой баран» было сказано ещe год назад, после первых же поражений на Восточном фронте. Получили тогда свои клички и другие военачальники Вермахта. Состав «скотов в погонах» с той поры не поменялся. Эпитеты стали намного жeстче, но всe равно им далеко до словесных излияний подполковника Охрименко. Предложить что ли фюреру пополнить свой словарный запас несколькими русскими «загибами»? Хотя бы простейшими посылами в самые интересные места человеческого организма.

Впрочем, фюрер уже выговорился. Это понятно по изменившейся громкости обвинений, меньшей амплитуде взмахов руками, потускневшему взгляду. Эмоции излиты, пора искать выход из сложившейся ситуации. А выхода не предвидится. Это понимают все, в том числе и фюрер. Просто ему не хочется признавать, что невозможно обратить время вспять и вернуть те благословенные годы, когда одного его слова хватало для того, чтобы заставить трястись от страха всю Европу.