Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

— Посчитали их там недавно. Генерального штаба поручик Новицкий посчитал — миллион восемьдесят две тысячи двести душ, — объяснял опытнейший Сысоев.

— Как же он их всех посчитал? — недоверчиво вопрошал Бакланов.

— Так и посчитал. Обрил себе голову, отрастил бороду, в рубище оделся. Два шапсуга его за деньги провели от Прочного Окопа до самой Анапы, как своего глухонемого нукера. Рисковый поручик… Так что их там точно — больше миллиона. Если полезет вся эта махина через Кубань, никакое Черноморское войско не устоит. Да и Линейное… Их в десять раз больше. Одно спасение — разобщены, а из-за Кубани кое-какие уздени набегают, по-ихнему уэрки, да молодежь балует.

— Где ж они там умещаются? — с сомнением спрашивал Бакланов, вглядываясь в закубанскую равнину.

— А там, за Белой, за Черными горами, говорили, один сплошной аул. Земля вся возделанная, каждый клочок. Сады, пчельники… Прямо рай на земле… Два главнейших народа у них там — шапсуги и абадзехи, а в ту сторону — натхокайцы.

— Что ж за люди? Откуда пришли?

В степи население зыбкое. Все откуда-то пришли, куда-то уйдут.

— Да откуда ж им приходить? Спокон веков тут жили. От Степи Кубанью загораживались. Князья их, действительно, из Египта пришли.

— Мамелюки, что ли?

— Может, и мамелюки. Мне один рассказывал, что главный их князь выбил кому-то там глаз в Египте. И ему должны были — то же самое — глаз выбить. Но он со всей родней бежал к греческому императору…

— А у греков император есть?

— Тогда, говорят, был… Ну, вот. А оттуда, от императора, прибежал сюда, на Кавказ.

— Когда ж это было?

— Давно… У них письменности нет. От какого-то Инала по именам, по поколениям считают. А так — плохо помнят. Без грамоты — никуда.

— Да уж… — вздыхал Бакланов, вспоминая свои мучения с рапортичками.

— У нас не в пример лучше. На каждого чиновника по каждому поводу — послужной список. И все — как на ладони. А так разве упомнишь? — рассуждал Сысоев.

— Ха, список… — фыркал грамотнейший Астахов. — Бывает, такого напишут… Учили мы из гиштории, что князь Мстислав Тьмутараканский воевал с ясами и косогами и зарезал их князя Редедю перед полками косожскими. А косого — это, стало быть, нынешние черкесы. Я ихних узденей спрашиваю: «Был у вас князь Редедя?» — «Нет, — говорят, — не было». — «Точно не было?» — «Точно». — «А имя вообще такое есть?» Они говорят: «Нету». — «А само слово такое есть?» Они думали-думали: «Есть у нас, — говорят, — припев в песне: Ай-де-де, ай-ре-де-де!

Джамбулат Айтеко был великий воин.
Ай-де-де, ай-ре-де-де!
Ездил он на белом коне и бурку носил белую.
Ай-де-де, ай-ре-де-де!
Сто уэрков ехали за ним, храбрые как барсы.
Ай-де-де, ай-ре-де-де!..

Это, наверное, и есть «Редедя». Ваши, — говорят, — неправильно поняли».

— Да как их понять? То косоги, то черкесы…

— А ближе, из мелких кто тут? — дотошно продолжал выспрашивать Бакланов.

— Ближе? Тчемргойцы, ххатикоайцы, мохсхошцы, бейсленейцы, черченейцы, дальше хапппейцы… — загибал Астахов пальцы. — Бейсленейцы из них самые воинствующие и многочисленные. Там у них один Айтек Каноков чего стоит… Эти все под князьями живут. С ними легче. Если князей к нам на службу взять или денег им дать — ничего, служат… Ногайские князья нам служат, все пятеро… С абадзехами и шапсугами хуже — у них главных нет. Вернее — каждый сам себе главный. Договариваться трудно… Кабардинцы тут есть беглые. Эти — лучшие наездники и хищники первейшие, дерзновеннейшие. Свинцом засевают, подковой косят, шашкой жнут. Их все боятся. «Эти кабардинцы, — говорят, — бешеные собаки». Даже если они замирятся, не велено их обратно в Кабарду пускать, разве что на Урупе по одному расселить, и то опасно. Их или всех выбить или выселить куда-нибудь к туркам. Иначе — никак.

— А какой же они веры?

— Да тут по-всякому. Вроде магометане, а есть, что в Троицу верят, но называют по-другому. У наездников свой покровитель — Зейкут какой-то. Вроде Георгия Победоносца.

О боевых качествах черкесов говорили с уважением:

— Добрые вояки, удалые, неутомимые, шрамов на своем теле не считают, и лошади под ними добрые. Тут их нарочно выводят — есть завод Шолок, есть Трам, Есени, Лoo, Бечкан. Кони сроду не кованные, копыта у них стаканчиком, крепкие как кость. С таким конем… Это они теперь присмирели, а лет десять назад задавали бои! Выезжали тысяч по пять, панцерников много. Эти — на серых, эти — на темно-гнедых…

О лошадях говорить всегда интересно. Есть лошади знаменитые, на всю Черкесию славные. В те годы лучшей лошадью на Правом фланге считали белого жеребца завода Трам, на котором ездил беглый кабардинец Магомет Аш-Атажукин…

Начальники же в войне с черкесами не видели ничего нового, особо примечательного. Выезжают джигиты и ведут стрельбу конной цепью или, если слабинку где углядят, в шашки бросаются.