Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

— Я пришел сказать тебе: Шамиль прислал из гор стрелка, который в 50 саженях, подкинувши яйцо кверху, из винтовки пулею его разбивает, — еле успевал переводчик вслед за речью лазутчика. — Ты завтра идешь рубить лес, имеешь привычку постоянно выезжать на курган, противу оставленной нами за Мичиком батареи, вот в ней будет сидеть этот самый стрелок, и, как только ты выедешь на курган, он убьет тебя.

Бакланов криво усмехнулся:

— Ты же видел, что меня и из пушки убить нельзя.

— Все видели. Все говорят, что ты даджал, но он говорит, что у него серебряная пуля есть.

— Как его зовут?

— Джанем.

— Лезгин?

— Тавлинец.

Получив свой «бешкеш», Алибей ушел. Офицеры в неловком молчании тоже разошлись. А Бакланов, оставшись один, задумался. К утру «о хабаре Али-Бея уже знал каждый солдат; мое положение было отвратительное: не ехать на курган — явно должен показать себя струсившим, а ехать и стать на кургане — быть убитому. Явилось какое-то во мне хвастолюбие: я решился ехать на курган», — вспоминал Бакланов. Это был вызов, и Бакланов не мог не ответить на него, даже ценой жизни он не хотел уронить во мнении полка свою репутацию. Да и полка ли? Авторитет его в полку и в отряде стоял высоко, недосягаемо высоко. Скорее, он боялся показать испуг самому себе, уронить свою репутацию в собственном мнении.

На другой день рубка леса началась в обычное время. От брошенной батареи на левом берегу Мичика до кургана 150 сажен. Бакланов сначала остановил на безопасной дистанции — 300 сажен — войсковую колонну, во главе которой ехал. С 5 вестовыми подъехал к кургану, «к лобному месту», где ему сегодня, возможно, предстояло умереть. Под курганом взял у вестового свою винтовку (штуцер) и приказал остальным ждать его здесь. На курган взъехал один, повернулся лицом к заброшенной батарее. «Не могу скрыть, что происходило со мной: то жар, то холод обдавал меня, а за спиной мириады мурашек ползали». Наметанным глазом успел увидеть блеск оружия на бруствере. Ударил выстрел, и пуля свистнула слева. Сквозь пороховой дымок снайпер все же разглядел, что Бакланов остался сидеть на лошади, нырнул опять за бруствер. «Виден взмах руки — прибивает заряд, — вспоминал, опять все переживая, Бакланов, — вторично показалась винтовка; последовал выстрел: пуля взяла вправо, пробила пальто».

Два промаха!.. Ошеломленный, подавленный стрелок в суеверном ужасе приподнялся из-за бруствера и уставился на свою цель, по которой, казалось, нельзя было промазать. Бакланов опомниться ему не дал и третьего выстрела не дожидался. «…Я вынул из стремени левую ногу и положил на гриву лошади; облокотившись левой рукой на ногу, приложился к штуцеру, сделал выстрел, и мой соперник навзничь полетел в батарею: пуля попала в лоб, прошла навылет». Как в сказке или в легенде, третий выстрел, третья попытка решила дело, показала, кто сильнее, кто победитель. «Войска, стоявшие безмолвно, грянули „ура“, а чеченцы за рекой выскочили из-за завалов, ломаным русским языком, смешанным с своим, начали хлопать в ладоши: „якши (хорошо), Боклу! Молодец, Боклу!“».

Чеченцы, конечно же, языком в ладоши не хлопали. Просто Бакланов не был писателем, а когда вспоминал, переживал, и это объясняет и извиняет неправильность его речи.

Дуэль обсуждали и в русском лагере и в чеченском. И Бакланов, естественно, заинтересовался, почему же такой стрелок — и промахнулся. Потом понял, в чем причина. Чеченцы чужака-тавлинца запугали, предупредили его, что Бакланов, стреляя через реку, расплющивает пулей муху, к тому же сам даджал и знается со всякой нечистью — если ты промахнешься, он тебя наверняка убьет. И хотя стрелок специально «закатал» медную пулю («Серебряную пожалел», — усмехнулся Бакланов), против которой бессильны злые духи, страха своего, вызванного рассказами и всеобщим убеждением в превосходстве Бакланова, побороть не смог. «Вот вся причина, отчего не были верны выстрелы: у прицелившегося в меня, при расстроенных нервах, зрачки глаз расширялись, — профессионально объяснил его промахи Яков Петрович, — и меткость у стрелка пропала».

Глава 20. «Святой Георгий»

14 января, пользуясь растерянностью противника, Бакланов собрал 10 рот пехоты, 9 орудий, 10 сотен 17-го и 18-го полков, подвел Кизлярский линейный полк и на рассвете 15 января двинулся всеми силами к Мичику.