Гроза на Москве

— Да ну, ты, крючок, пером немного настрочишь. А батюшка нам с тобой невеликую рухлядишку да казну оставил! — шутливо отозвался Василий Грязной. — Аль и пить с нами брезгуешь?

Его наглое лицо со вздернутым носом улыбалось. Он давно уже уговаривал служившего в приказе брата записаться в опричники, но тот не соглашался.

— Не тебе ли, Федорушка, он под пару? Может, поп, как крестил вас обоих, так спутал: девку мальцом назвал!

— Эва! Погляди, каково Федор вино хлещет!

— Погоди, Гриша, не кручинься, — сказал вдруг Вяземский, — хочешь, я тебе денег дам? Может, отыграешься?

Голова Григория поднялась от стола. Тусклый свет, проникавший сквозь затянутое пузырем окно, озарил молодое лицо с припухшими веками красивых карих глаз.

— А коли проиграю? — медленно, лениво вымолвил он.

— Ну и пропадут наши денежки!

Григорий потянулся и встал.

— Давай, — коротко сказал он и протянул руку. Глаза его вспыхнули, и лицо сделалось красивым и осмысленным.

— Давай, — повторил он нетерпеливо и другою рукою опрокинул в горло чарку.

— Экий скорый! — засмеялся Вяземский и кинул на руку Грязного два золотых.

Григорий весь дрожал мелкой дрожью нетерпения и бросил сквозь зубы:

— Садись, князь!

Мамстрюк лениво подошел к столу и кинул кости. Опричники с любопытством следили за игрой и спорили:

— Отыграется!

— Пропал, Гриша, пропал!

— А, так ему и надо, не наш — земский!

— А может, и нашим будет!

— Валяй, Гриша, по всем трем!

— Что, отыгрался?

— Эх, миляга, не везет ему; плохо бабушка ворожит!

Кабатчик разменял золотые Грязного на мелочь. Стучали кости о стол, звенели деньги, и кучка мелких монет возле Григория все таяла.

Он хрипло кричал:

— Отыграюсь, князь, отыграюсь! Кидай кости! Сколько?

Не спускал Григорий жадных глаз с рук Мамстрюка, и лицо его стало смертельно бледным. Наконец, исчезла последняя монета, а с нею и последняя надежда отыграться.

Григорий вскочил. Карие глаза его бегали; рот кривился жалкой, растерянной улыбкой, грудь высоко поднималась, а губы все еще повторяли:

— Я отыграюсь… Я отыграюсь…

— Ау, брат! — засмеялся Мамстрюк. — Близок локоть, да не укусишь! Чем отыграться-то вздумал?

Григорий обернулся к брату.

— Брат Вася, выручи!

— Выручал! — нагло захохотал Василий. — Тебя из Балчуга не вытянешь! Да и нету у меня денег: давеча последние прогулял!

Он говорил правду: веселый, шальной, не скупился на грубые потехи и швырял деньгами, оттого у него всегда был пустой карман.

— У Васюка искать денег все равно, что на Москве правды, — засмеялись опричники.

Григорий обвел окружающих тоскливым взглядом.

— Я отыграюсь, — сказал он уверенно, — только выручите… Дайте денег… малость дайте… Кто выручит, голубчики?

— Я выручу, Гриша!

И из-за князя Вяземского вышел, по-женски вертя боками и выгибая тонкий стан, румяный Басманов. В голубых глазах его опять прыгали недобрые огоньки.

— Хочешь, я выручу, Гриша?

— Выручи, сделай милость, я отыграюсь!

— А коли не отыграешься, как с тебя взыскивать? Я ведь не Афоня, даром не даю: он — князь, а у князя казна не считана… А я из грязи — в князи, да и наряды страсть люблю, так мне каждая копеечка дорога.

— Отдам, отдам, Федор Алексеевич!..

— А коли не отдашь…

Он смотрел на Григория, как кошка, зажавшая в лапах мышь.

Григорий побледнел и твердо вымолвил:

— А коли не отдам, на правеж[23] ставь…

При этом слове опричники переглянулись. Страшен был правеж, а всем ведом был жестокий нрав Федора Басманова. Если Григорий не отыграется и не отдаст взятых денег, он не задумается выставить должника перед судным приказом на многолюдной Ивановской площади и сечь, пока не вернет долга или не найдет за себя заместителя.

Все молчали, затаив дыхание. Григорий Грязной проговорил, тяжело роняя слова:

— Я повторяю: коли не отдам — на правеж ставь… Все слышали…

Басманов усмехнулся, медленно, точно наслаждаясь нетерпеливой тоскою Григория, достал деньги и спросил коротко:

— Сколько?

— Пятьдесят рублев!

— Пятьдесят рублев? — холодно спросил он. — По указу государеву за пятьдесят рублев правеж полмесяца. Знаешь?

— Знаю.

Басманов торжественно положил на стол, рядом с Григорием, пятьдесят рублей.

И опять застучали кости, опять зазвенели деньги, и опять стала убывать кучка их возле Григория. Наконец, исчез последний алтын.

Григорий вяло, тупо обвел глазами всех.

— Проиграл, — сказал, улыбаясь, Басманов. — Слышишь, Вася, брат твой проиграл. Что ж, Гриша, к приказу идем?

— Идем, — тупо отвечал Григорий.

На бесшабашном лице Василия появилось тревожное выражение. Он схватил Басманова за руку.

— Сделай милость, подожди до завтра.

Басманов усмехнулся.

— По мне что ж, хоть до завтра. Сегодня и недосуг: гляди, где солнышко: к государю в обитель не запоздать бы.

Василий положил руку на плечо брата.

— Иди за мною, дурень! — крикнул он сердито. — Ты знаешь правеж?

— Знаю, — безучастно вымолвил Григорий.

— Срамота всему нашему роду! Голого, слышь, голого сечь станут, а ребятишки будут смеяться… Иди за мною…

Они отделились от товарищей и спешно покинули Балчуг.