Гроза на Шпрее

Ночь Гончаренко провел на частной квартире, которую заботливый Готгард приготовил заранее. Вечером можно было пошляться по барам, ресторанам, кабаре, где обычно собираются американские офицеры, но меньше всего Григорию хотелось сегодня встретиться с Хейендопфом. Слишком напряженным был день, чтобы пройти сквозь еще одно испытание. Бывший заместитель коменданта лагеря для перемещенных лиц, ограниченный, хвастливый, думающий только о бизнесе, вызывал у него непреодолимое отвращение. Не такое, как Гелен, Думбрайт, Нунке, — те, по крайней мере, были сильными противниками и каждая победа над кем-либо из них приносила чувство глубокого внутреннего удовлетворения. С Хейендопфом не нужно было мудрствовать, придумывать какой-либо особый подход. Все его интересы были сосредоточены вокруг одного — обогатиться, разбогатеть любой ценой, используя удобную ситуацию. Примитивная амеба, которая выбрасывает псевдоножки в направлении поживы. Нет уж, черт с ним, с Хейендопфом. Лучше пораньше лечь спать.

И Григорий крепко заснул, едва коснувшись головой подушки: разговор с Геленом сильно его измучил.

Девушка из кабаре

Утро следующего дня было таким же хмурым, как и вчерашнее, к тому же прибавился еще и ветер. Он гнал по небу караваны туч, а по печальной земле — уже почерневшие листья, обрывки газет, использованные билеты в кино, пустые пачки из-под сигарет, одним словом, весь тот мусор, который собирается за ночь в большом городе, где полным-полно всяких кабаре, варьете, казино и других увеселительных заведений, жизнь в которых кипит почти до утра.

Подняв воротник пальто и глубоко нахлобучив шляпу, Григорий шел по Леопольдштрассе. У городского парка он свернул в какую-то боковую улочку в поисках кратчайшего пути к набережной. Мюнхен сохранился в памяти таким, каким Гончаренко видел его во время войны. Современный, хорошо распланированный город с многоэтажными красивыми домами, бульварами и скверами, с огромными парками, раскинулся широко и привольно, как и положено столице земли Баварской. Новые кварталы на левом берегу Изара окружили старый город с его кривыми узкими улочками и тупичками, сжали с двух сторон, но оставили нетронутыми, отдавая дань старине.

Бертгольды жили где-то в северной части Мюнхена, в аристократическом районе Швабинга. Любопытно, сохранился ли их дом? Союзные войска в конце войны подвергли Мюнхен особо интенсивной бомбардировке. Следы ее заметны повсюду. Посреди улиц, словно вырванные из челюсти зубы, зияют отверстия. Их маскируют колоссальные щиты реклам. Там же, где промежутки слишком велики, развалины прикрыты высокими заборами, над которыми иногда высятся вновь строящиеся дома, но их мало, слишком мало по сравнению с тем, что было сметено шквалом войны.

Наконец, впереди блеснула серая ленточка Изара. Григорий вырос у Днепра и в любом городе, куда забрасывала судьба, его прежде всего тянуло к реке, как к чему-то родному, оставшемуся далеко позади. В бурном или спокойном течении воды ему виделись очертания любимых уголков, милых сердцу берегов: то пологих, поросших лозою, то крутых с одинокими красавцами дубами, с вершин которых, возможно, еще запорожцы обозревали далекие луга и плавни, наблюдая, не крадется ли где-нибудь коварный и лукавый враг.

Изар ничем не напоминает Днепр. По обоим его берегам высятся здания — город давно уже перешагнул водный рубеж. Река, через которую переброшено несколько мостов, летом, видимо, очень украшает город. Недаром же Мюнхен прозвали Изарскими Афинами. Но сейчас деревья и кусты, сплошной лентой окаймляющие берега, оголились, сквозь безлистные ветви хмуро проглядывают ободранные дома вперемешку с развалинами — они, словно проказа, разъедают когда-то гармоничные ансамбли. И кажется, реке самой хочется как можно скорее миновать их, поэтому она и катит так быстро свои свинцово-серые волны. Облокотившись на парапет, Григорий жадно вдыхает сыроватый воздух. Не тот, застоявшийся и туманный, которым дышишь в центре города, а острый, холодный, сдобренный ароматами водорослей, листвы, коры деревьев, — всего того, что, словно дань старшему брату Дунаю, несет с собою река, рожденная среди далеких горных хребтов.