Гроза на Шпрее

Пока Григорий наводил порядок на маленьком столике, Вайс, стоя у открытого окна, любовался огнями вечернего города. Красные, желтые, зеленые, они мигали, сливались в строчки, плавно окружали какой-либо рисунок или слова рекламы, каскадом взмывали в небо и, рассыпаясь тысячами брызг, отбрасывали тьму подальше вверх, освещая дома, улицы, площади. Иногда бег огней приостанавливался, они на миг гасли, словно набираясь сил, и снова кружились в фантастическом, нескончаемом хороводе.

«Огни большого города» — Вайсу вспомнилось название старого фильма. За этим океаном огня ему мерещилась иная жизнь, веселая и беззаботная, с ресторанами и дансингами, с длинноногими красавицами и услужливыми швейцарами. Та жизнь, о которой он всегда мечтал и которая всегда проходила мимо, подразнив его своим ослепительным блеском.

«И все это может стать доступным, моим, стоит только… Как это сказал Фред? Журавль в небе? Ну, Вайс, решай!»

Он поглядел на небо. Оно было глубоким, темным и все усыпано россыпями блестящих, мерцающих звездочек. Каждая из них, казалось, таинственно подмигивала ему, словно приглашала: «Решай! Дерзай!»

Вайс опустил веки и чуть слышно прошептал: «Помоги мне, господи».

Город только что проснулся. Григорий и Вайс шли по прохладным улицам в поисках такси.

— Вот и хорошо, что Нунке нас не торопит, — весело произнес Григорий. — Представляете, сколько музеев и картинных галерей мы успеем осмотреть? Собственно говоря, Рим сам по себе величайший музей, и я буду чувствовать себя ограбленным, если не увижу всего. Надеюсь, и вы тоже захотите использовать такую возможность? — обратился он к своему спутнику, и добавил: — мы же немцы, культурная нация.

— О, конечно, конечно, — промямлил Вайс, стараясь скрыть раздражение.

И Григорий вволю позабавился. На протяжении двух дней он таскал Вайса за собой, из одного конца города в другой: из галереи Ватикана в Капитолий, из Капитолия в Диоклетиановы термы, в отстроенном крыле которых разместился национальный музей, в музеи на вилле Джулия, Боргезе, Дориа-Памфили, и еще, и еще, и еще…

Как ни любил Григорий искусство, но и он изнемогал от массы впечатлений. Они наслаивались друг на друга, и если вечером хотелось вспомнить самое поразительное из виденного, то перед глазами плясали пестрые, фантастические рисунки, и казалось, что это перекатывались разноцветные стеклышки в калейдоскопе.

«Простите меня, великие Леонардо да Винчи и Микеланджело, несравненный Рафаэль и трагический Караваджо! Я знаю, так осматривать шедевры — это профанация. Я приду еще, чтобы побыть с вами один на один, но на этот раз…»

— Ну, а теперь, может быть, осмотрим памятники архитектуры? — спросил на третий день Григорий.

Ошалевший от тоски и усталости, Вайс не выдержал.

— С меня хватит! Вы как хотите, а я сыт по горло. Я человек двадцатого века, смотрю вперед, а не оглядываюсь. Античная культура, эпоха Возрождения… Бесстыжие боги и худосочные мадонны с пухлыми младенцами на руках… Да начхать мне на них!

И Вайс, к радости Григория, распрощался с ним, сославшись на свидание с каким-то знакомым, которого, якобы, случайно встретил на улице.

Расчет был точен. Григорию удалось довести своего спутника до исступления. Впрочем, даже он не догадывался, какими изнуряющими были эти два дня для радиста. И не только дни, но и ночи.

Вайс сам себя высмеял, вернувшись домой после партии в шахматы. Журавль в небе? Глупость! Его журавлем может стать нечто более определенное, например, тот же Фред Шульц, если умело взяться за дело. Оказавшись за пределами школы, Фред не будет так осторожен, и тогда… Потирая руки от удовольствия, Вайс попробовал представить себе собственный триумф, блистательный взлет. Взлет, а куда? Одной ступенькой выше по лестнице служебной карьеры? А что это даст? Маленькую надбавку, еще больше ответственности и ту же зависимость от других… Перед глазами снова возникли контуры продолговатого озера. Где-то там, возможно, и впрямь зарыто его Эльдорадо. Во всяком случае, надо подробнее разузнать все о любовнице дуче. Это же ни к чему не обязывает. Совершенно логично, что свой архив Муссолини прятал именно у нее, а когда пришла беда… В памяти всплыли вереницы машин, нагруженных оцинкованными ящиками, которые в последний год войны двигались к забытым штольням в Австрийских Альпах и к горным озерам. Одну такую колонну сопровождал сам Вайс. Темной ночью они сбросили на дно глубокого озера Теплиц несколько контейнеров с фальшивыми долларами и фунтами стерлингов, их уже опасно было выбрасывать на международный рынок, но впоследствии они могли очень пригодиться. А нацистские архивы, спрятанные в штольнях возле Штеховице, неподалеку от Праги? Эту тайну поведал Вайсу Якоб Хенниг, напившийся до чертиков, после того, как была расстреляна вся группа, принимавшая участие в этой операции.