Гроза над Италией

Грешно было не воспользоваться опытом веков грядущих в собственных целях. Вот я и того, воспользовался, приказав парочке помощников Гортенхельца найти в окрестностях Рима больных оспой коров и использовать поражённую болезнью ткань для прививания человеку. Добровольцев, понятное дело, найти было бы сложновато, зато имелись мавританские рабы, которых спрашивать точно никто не собирался. Им это и прививали. А затем, выждав некоторое время, привили человеческую оспу. И она, как и следовало ожидать, не вызвала никакого эффекта. Именно это было в доставленном от помощников Вильгельма сообщении, которое я и прочитал.

— Замечательно! Как и предполагалось, две разные болезни, у людей и коров, оказались родственными, — произнёс я не для себя, а для Бьянки и Гортенхельца. — Более того, неестественное заражение коровьей оспой защищает от заражения той, что у людей. Выждем ещё немного и…

— И что?

— Защитим от этой угрозы самих себя и всё окружение, само собой разумеется. Чтобы никто не сомневался, я буду в числе первых.

— Опыты убедительны, — процедил Вильгельм, но его аж перекосило от застарелого и естественного для этого времени страха перед этой болезнью. — Я… готов пойти на такое.

Моранца кивнула, соглашаясь. Верит она мне с некоторых пор, чего уж скрывать. А страх перед многим у неё давненько перегорел, оставшись лишь перед… известно какой областью. В других же — нет, шалишь.

— Но осмелюсь предупредить Ваше Преосвященство, — придавая своим словам предельно официальный тон, вновь заговорил алхимик. — Очень многие будут всеми силами уклоняться от этого действа. Возможны разные действия со стороны тех, кого вы, руководствуясь несомненно добрыми намерениями, захотите защитить от болезни.

Правильное предупреждение… для Чезаре Борджиа, каталонского аристократа. Зато наёмному убийце по прозвищу Кардинал, родившемуся во второй половине XX века, и без предупреждений очевидно, что облагодетельствовать людей против их воли — то ещё занятие, радующее лишь склонных к мазохизму идеалистов.

— Всё по доброй воле, Вильгельм. Кто хочет помирать от оспы в то время, когда другим она в принципе не грозит, используя молитвы вместо действенного лекарства… Это их проблемы, а не мои. Дуракам и бог жить не велел. Умные же, увидев, что предложенное лечение действенно, сами обратятся к тебе или другим, кто будет это делать.

— Слухи всё равно поползут. О колдовстве.

— Понимаю, тебе это знакомо. Только тявкать на кардинала открыто мало кто осмелится. А подобные Савонароле… Когда его казнят у всех на виду, заодно с самыми значимыми последователями, другие бесноватые сильно задумаются, прежде чем идти по тому же пути, выдавая себя за пророков, святых и прочих.

Алхимик лишь тяжко вздыхал, не возражая, потому как хотел в это верить, но и не спеша соглашаться, будучи сильно пуганым в недавнем и не только прошлом. Понимаю его, успел уже собственными глазами увидеть силу местного мракобесия, источником которого были даже не князья церкви, в большинстве вполне адекватные, а бесноватая шваль из Орденов вроде доминиканского. Монахи, а точнее исповедуемая ими идеология, вообще являлись главной проблемой, которую предстояло решать. Хорошо ещё, что не в ближней и даже не в среднесрочной перспективе.

— Это будет… великое достижение, — с нотками явного восхищения в голосе произнесла Моранца, имея в виду средство от оспы. — Одна из двух жутких болезней вдруг возьмёт и станет безопасной.

— Не сразу, лишь со временем. Глупцов и невежд куда больше, чем нормальных, умных, готовых принять новое людей. Поэтому умирать от этой болезни будут ещё слишком долго.

— Всё равно! Кто хочет, тот спастись сможет.

— Это да, тут ты верно говоришь. Однако… не медициной единой.

Намёк был верно понят. Под химию и связанную с ней медицину была выделена лишь одна из частей лаборатории. Другая же больше заслуживала названия мастерской. Тут колдовали с механикой, причём с размахом, замысловато, от души. Прежде всего в том аспекте, который был связан с оружейными делами. Теми самыми, о которых я ещё осенью говорил Родриго Борджиа как о важных.

Артиллерия и лёгкое стрелковое оружие — вот те два краеугольных камня, на которых должны основываться победы формируемой армии. Ведь как с одним, так и с другим здесь, в этом времени, было, мягко говоря, печально. Фитильные аркебузы, у которых не имелось даже нормального приклада. Примитивные орудия, стреляющие в основном каменными ядрами или россыпью более мелких камней, называемых дробом. Вот и всё по большому то счёту. Колесцовые замки хоть и появились, но были большой, дорогой и очень редкой диковинкой, о мало-мальски массовом распространении которых даже заикаться не стоило.

Ах да, с недавних пор и первые нормальные лафеты у орудий появились, теперь их спокойно перемещали по полю биты. Хорошо? С одной стороны да, не придётся и это с нуля делать. И в то же самое время плохо по причине того, что не удастся самому ввести подобное новшество и снять первые, самые жирные сливки с подобного усовершенствования.