Гроза над лагуной

— В последние дни войны я командовал бригадой, — горько усмехнулся Мангакис. — И нас разбили. Он покосился на Корнева, и голос его окреп.

— Это было в сорок девятом. Я был полковником ЭЛАС.

— Армия греческих партизан, — подсказал Корнев министру.

— Знаю, — кивнул тот. — А теперь, господин советник… как я только что слышал… вы вне игры?

Гвено говорил задумчиво, осторожно подбирая слова.

— А жаль… В наших экономических реформах мы продвинулись гораздо дальше, чем в реформах армии. Вы знаете, что от английских военных мы избавились. Только что проведена чистка высшего командования. Но практически… (он развел руками) сейчас мы можем положиться лишь на солдат и младших офицеров.

— А народная милиция? — вмешался Корнев. — А партизаны Кэндала?

— Да, мы вооружили народ, но подготовка милиции еще очень слаба. А насчет партизан — это правда. Мы задержали отправку в освобожденные от португальцев районы почти батальон…

— Короче говоря, — решительно подытожил Мангакис, — мне необходимо срочно попасть в ваш штаб?

— Да, — глядя ему прямо в глаза, кивнул Гвено.

ГЛАВА 7

Хор приказал остановить машины в полумиле от радиодома, под прикрытием густой, ровно стриженной стены кустарника.

Здание было построено недавно — год или полтора назад — на окраине Габерона, почти у самой лагуны. Когда-то здесь было сплошное болото. Тучи комаров летели на город из черных зарослей мангров, малярия была бичом Габерона, и долгое время город считался в Европе «могилой белого человека». Кто-то из габеронцев даже в шутку предложил поставить памятник малярийному комару. Но комары не слишко разбирались в переменах, происходящих в стране, и необходимость борьбы с малярией встала и перед молодым правительством Боганы.

И вот наступил день, когда на болота пришли бригады «самопомощи». Школьники, клерки, домохозяйки пришли с лопатами и кирками, носилками и корзинами. Дренажные каналы квадратами расчертили топь. Мангры отступили к лагуне. А затем рыбаки принялись запускать в воду каналов черного габеронского карася, большого охотника до комариных личинок. Карась жирел — ловить его здесь было строго запрещено, и габеронцы, обычно не слишком покладистые по отношению к закону, строго соблюдали запрет.

На осушенной земле появились ровные, тщательно ухоженные лужайки с редкими кустами, широкие ленты асфальта, расчерченные белыми квадратами для стоянки автомашин. Именно здесь вырос радиодом — гордость всей республики. Строил его архитектор-авангардист, и здание из стекла и бетона являло собой беспорядочное скопление кубов и параллелепипедов. Висячие галереи шли вдоль этого сооружения, прорезанные низкими вертикальными щелями, похожими на бойницы дота.

Внутри тоже царствовал модерн. Картины художников-абстракционистов украшали лабиринты коридоров. Стеклянные полустены позволяли видеть далеко — на несколько «кабинетов» вперед. Но только человек, хорошо знакомый с радиодомом, мог быстро и без труда найти нужную ему комнату.

Обычно радиодом охранялся лишь престарелыми вахтерами в выгоревшей зеленой униформе, мирно дремавшими на грубых стульях кустарной работы у двух или трех дверей с разных углов здания.

Они-то и сопровождали новичков по лабиринту радиодома, получая за этот труд небольшую мзду. Ночью у главного входа спал ночной сторож — больше ни в самом здании, ни в его окрестностях обычно никого не бывало.

Но в последние недели вокруг здания патрулировали вооруженные милиционеры под командой армейских сержантов. Правда, по сообщению агентуры, командование десанта знало, что два-три дня назад патрулирование прекратилось — беспечные жители Габерона не могли заниматься одним и тем же долгое время.

Операцию по захвату радиодома Хор и его группа репетировали до бесконечности. В лагере был выстроен легкий фанерный лабиринт — точно по плану, полученному из Габерона. Группа захвата делилась на три части. Одна должна была блокировать главный вход, заменить сторожа своим человеком и устроить засаду — арестовывать всех, кто вдруг появится у здания. Вторая группа быстро проникала в ту часть здания, где были установлены передатчики, и обеспечивала их работу. И, наконец, сам Хор во главе третьей группы захватывал студию.

Речь главы нового правительства, адвоката, известного в прошлом местного политического деятеля, рассчитывавшего на пост премьер-министра еще до ухода англичан, лежала в кармане защитной куртки Хора. Она была записана на магнитофонную ленту, и оставалось только занять аппаратную, чтобы мир узнал о восстановлении в стране старого режима.

Сначала все шло в соответствии с планом. Радио-дом казался пустым и тихим, даже ночной сторож куда-то ушел, оставив у входа на циновке, на которой он обычно спал, узелок с едой и одежду. Первая группа быстро блокировала главный вход. Часть ее залегла на лужайке, часть расположилась в вестибюле.