Гроза над Миром

– Конечно, – подхватила Хозяйка, – кушай на здоровье. Смерть быстрая и легкая. Я ведь не злодейка, не думай – я очень гуманная.

Она держала руку на пульсе Тины, пока та не обмякла в кресле. Потом вызвала фотографа и личного секретаря.

Приказала:

– Положите ее на стол. И сделайте снимки в выразительных ракурсах. Этот милый рыжик прекрасно смотрится на цветном фото – хороший подарок президенту Солтигу…

Подождала, пока фотограф отщелкает кадры, кивнула:

– Достаточно. Отправить с дипломатической почтой.

Обернулась к секретарю, который с равнодушной миной стоял рядом.

– По радио и каналам видео передать сообщение: «В результате успешной спецоперации освобожден из многолетнего плена в Эгваль координатор Тира Натаниэль Гариг. Вчера он вернулся к исполнению своих обязанностей. Антинародный режим лжедемократов и соглашателей в Тире – ликвидирован».

Тревога. Тревога. Тревога. Вой сирены в утреннем тумане, противоперегрузочный костюм, плотно облегающий тело, кар мчится к эстакаде, металлические поручни под ладонями. Скорее, скорее… Тесная кабина, в ней пилот занимает положение лицом к небу. Тонкий писк в наушниках: внимание, стартовый отсчет… Подъем!

Рев двигателя проникает отовсюду, наваливается тяжестью на грудь. Дышать надо особым способом: никогда не делая выдох до конца. Все это время пилот ощущает, как гигантская праща выбрасывает его в небо. Легкие толчки – это отделяются отработавшие пороховые ускорители. Серый свод неба быстро падает сверху и расплывается туманом вокруг. Солнечный свет, и небесная синь. Ти-та-ту… – назойливый сигнал в наушниках: радионаводка выключилась, пилоту взять управление на себя.

Вот они! Двенадцать машин идут на Вагнок. Высотные бомбардировщики, недосягаемые для истребителей, идеально ровный строй – в нем упоение своей силой и безнаказанностью. Владыки неба, как вы заблуждаетесь…

Сейчас вы увидите, кто – главный здесь, летящий стремительно в небесах, вспарывая их огненным мечом своего самолета. По сравнению со мной, вы – недвижимы. Залп!

Головная машина напарывается на первую серию эрэсов и разламывается на части. Два оторванных огромных крыла крутятся в воздухе, как отрубленные руки великана, продолжающие жить собственной жизнью, и с ними сталкиваются еще две машины. Следующие пять огненных пчел не достигают цели, кроме последней. И ужаленный бомбардировщик исчезает в ослепительной вспышке взрыва собственных бомб. Оставшиеся машины ломают строй, стремясь избегнуть участи собратьев, уйти от разящей гневной руки. Траектория воздушной торпеды плавно изгибается, она стремительно выплевывает снаряды с распушенными светлыми хвостами реактивных выхлопов. Такой же, только во много раз более мощный тянется за воздушной торпедой. Он внезапно обрывается, и самолет-смертник начинает скользить вниз, не в силах удержаться в разреженном воздухе на своих недоразвитых крылышках.

Вдруг он сам разделяется натрое, и в небе вспухают два парашютных купола: один заметно больше другого. Они медленно тонут в небесном океане, идут на дно, к земле…

Изображение на экране дергалось в такт качаниям снимавшего воздушный бой самолета, но оставалось в пределах экрана. Облако огненных точек сближалось с шестеркой бомбардировщиков, и каждый неуправляемый реактивный снаряд находил свою цель. Такой фантастически точный расчет невозможен для человека с не раскрепощенным подсознанием, но к Небесному Мечу это не относится… И у Хозяйки есть еще в обойме такие патрончики. Несколько человек решают исход кампании в пользу Острова. Солтиг отвернулся от экрана и приглушил звук.

«…Психологическую подготовку, мобилизующую скрытые резервы организма, и в первом же вылете сбил шесть бомбовозов противника. Героический подвиг аса воодушевляет граждан Острова на решительный отпор злобному врагу. Славное имя – «Небесный меч» дал народ великому летчику. Не иссякает поток добровольцев, вдохновленных его примером. Да, отвага. Да, самоотречение. Да, смерть, но ради жизни. Так победим!»

Солтиг с отвращением перевел видео на другой канал. Он регулярно смотрел передачи Острова, чтобы чувствовать врага изнутри, но временами испытывал почти физическую тошноту от словоблудия и ложного пафоса тамошних программ. К этому примешивалась растущая тревога за исход войны: фанатичное, остервенелое сопротивление островитян уже привело к тому, что чаши весов застыли в неустойчивом равновесии. И, хотя он смолоду научился управлять своими эмоциями, не утихала боль о погибшей дочери. «Помните Алевтину и думайте о ней», – написала ему Хозяйка. И, как издевка, фото мертвой Тины…