Гроза над Русью

— Князь наш показал хакану, — пояснил гонец Святослава, — што воев у него мало, и он будто бы не в силах отбивать напор с двух сторон. Урак и поверил, особливо, когда козары легко высадились на киевском бреге. Второй раз челны взяли печенегов, видать, по уговору. Те замыслили пробиться к Подолу, но воевода Вуефаст отогнал их. Печенеги с уроном отплыли к Пасынче Беседе и к козарам примкнули...

— Однако столько воев подпускать так близко к Горе и Подолу опаско. И што же князь?

— На то и измышление ратное. Хакан Урак ту же думу в голове лержал и радовался безмерно. Сказывают, он было сам собрался к Пасынче Беседе, даже в челн сел, да передумал. В это самое время верша уже была саженях в двадцати от Зборичева взвоза, и хакан, видно, замыслил перейти Непру-реку на коне... — Гонец замолчал, подмигнул Добрыне. — Вот тут-то и показало себя хитрое измышление князя Святослава. Ведал он, што за дружба был а промеж козарами да печенегами... Когда козары в другой раз стали переваливать стрежень, с верховьев вдруг показались десятка два больших стругов купецких, зело узорочьем изукрашенных. Козары в челноках кинулись впереймы. Гости русские встретили ворога стрелами, а кормчие стали править в Почайну. Но челны переняли их. Тогда купцы попрыгали налегке в воду и подались к берегу. Козары их не тронули — узорочье очи им застило. Брошенные струги стало прибивать струей к Зборичеву взвозу... Тут и началась потеха — свара промеж козарами и печенегами воспылала страшная. Всяк к добру тянется, мечи и копья засверкали. Ханы ихние кричат, а жадность да обиду остановить не могут.

— Хитро измыслил князь! — раздались голоса.

Гонец улыбнулся, отхлебнул из братины и стал рассказывать дальше.

— На вершу без спросу подались табунщики, штоб до лодей с товаром добраться. От тяжести великой верша порвалась в самой середке и многие попадали в воду. Несметно потонуло народу в Непре. А на вымоле Зборичева взвоза и дале по брегу, возле купецких стругов, буча шла страшная, даже ханы и те встряли в нее, добыча им очи застила. Немало в ярости посекли друг друга степняки.

— Да, норов табунщиков всем ведом, — сказал Добрыня. — А жадность их ако пожар в ковыльной степи — вмиг на многие версты разлетается.

— Вот тогда-то и вышли из Почайны-реки полторы сотни русских боевых лодий, — торжественно сказал гонец и рубанул рукой по воздуху.— Гриди воеводы Ядрея ударили по брошенным челнам козарским. А варяги с дракаров бросали в челноки двухпудовые камни и сулицы с горящей паклей. Покамест козары с печенегами одумались да оборотились к воде, гриди в тяжелых бронях из дыма и пламени уже сходили на берег. Две тысячи руссов в един миг оттеснили степняков вглубь Пасынчи Беседы. А с Подола вышла дружина воеводы Вуефаста, из Днешнеграда же по Зборичеву взвозу скатились вниз могуты самого Святослава. Зажали ворога со всех сторон. А с того брега хакан Урак подмоги не прислал, стрежень Непры-реки переняли семь десятков лодий воеводы Претича с тремя тысячами сторонников. На узкой полосе брега киевского случилась сеча страшная, немилостивая. День До вечера рубились мы, кровь стекала в стрежень Непры, и вода в ней стала рудой. А когда мгла покрыла землю, все степняки были побиты. Полона не брали — князь не велел...

Гонца слушали, затаив дыхание. Знали, скоро и им предстоит сеча. И были готовы к жизни мгновенной, битве и смерти.

— Много богатырей русских полегло на поле брани, — печально сказал гонец. — Но хакан Урак! — голос его зазвенел. — Хакан-бек Урак и бек-ханы печенежские печалились в тот вечер о целом тумене воев своих! Воевода Претич разметал всю вершу козарскую и весь день держал хакана и печенегов на левом бреге!

— Вечная память защитникам светлой Руси, павшим в сече грозной!.. — снял шлем Добрыня, опустили непокрытые головы и воеводы сторонников русских.

— Ну да сечи без убитых не бывает, — сурово молвил Добрыня. — Братие, о деле славном на Непре-реке донесите всем ратникам, штоб пример сей зажигал сердца воев русских для битвы!

Неподалеку затрещали кусты. Раздался грозный окрик дозорного, ему ответили. Вскоре перед Добрыней предстал связанный по рукам жилистый человек лет тридцати в сопровождении мужиков, вооруженных дубинами.

— Так, ста, ить из-под тиши пробирался в стан наш, — доложил рыжий бородатый мужик с синяком под глазом. — Дак мы яго повязали. Не давался, нечистый дух. В глаз мне саданул, ажио светло стало.

— Кто таков? — нахмурился воевода.

— Гонец Свенельда, — бойко ответил пленник.

— Пошто дрался?

— Мыслил, ворог. А как ухватили меня они, понял, што свои, лесовики. От степняков бы яз отбился.

— Чем докажешь, што Свенельда доспешник? Обличьем не нашенский вроде?

— Прикажи развязать.

Воевода кивнул. Пленника освободили от пут. Он с силой потер затекшие запястья и вытащил из-за пазухи голубой треугольник из шелка с золотым клеймом — летящий сокол над перекрестьем из двух молний.

— Сказывай! — разрешил воевода.

— Завтра поутру дружины Свенельда и полоцкого князя Рогволода, а також рать древлянская с князем Дубором будут здесь! — объявил гонец.