— Я-то тут причем? — спрашиваю как можно невиннее, а в душе поднимается ликующая радость. Во-первых, оттого что танцевать не придется, а во-вторых… потому что запретил. Значит не безразлично ему… А это значит… Ох, даже задумываться боюсь. Запрещаю себе мечтать, но все равно… не выходит полностью заглушить поток розовый облаков, моментально заполнивших мою голову.
— А кто причем, дорогуша? Ты мне это… невинность не строй. Совсем мужика с ума свела. Танцевать он видите ли запрещает. Пофиг! Прорвемся!
— Будешь с шефом спорить? — ушам своим не верю.
— Нет… лишь обойду подводные камни.
— Это как?
— Да очень просто! Он запретил выпускать на сцену Грозу?
— Ну, по твоим словам…
— Это был риторический вопрос, не требующий ответа.
— Извини, — краснею, переминаясь с ноги на ногу, не понимая, что задумала Мадлен и от этого начиная нервничать.
— Короче нельзя Грозу, выпустим… да хоть Козу.
— Это как? — восклицаю испуганно.
— А вот так, — Мадлен поворачивается ко мне необъятным задом и начинает рыться в недрах шкафа. Раздается шум, треск, что-то падает, но начальница продолжает искать с усердием, пока не вытаскивает с победным воплем…
— Парик? Серьезно? — вопрошаю скептически, разглядывая длинные белые волосы в руках Мадлен. — Думаешь он меня в парике не узнает?
— Думаю там уже настолько все запущено… Он тебя даже в мешке с головой завернутую узнает… Но это даст нам возможность отмазаться. Он же аргументирует тем, что ты менеджер клуба, а значит тебе танец не по статусу. А мы никому не скажем, что это ты. Посетители тебя точно не узнают… постоянные я имею в виду.
— Я бы предпочла подчиниться приказы начальства.
— Не сомневаюсь. Но твое начальство — я, детка. Так что не капризничай. Примерь.
Следующий час Мадлен старательно расчесывала на моей голове белокурые локоны, и накладывала макияж. Постаралась она конечно от души. Взглянув в зеркало я сама себя не узнала. Огромные ресницы — чуть ли не выше бровей. Огромные глаза, макияж смоки, чернота и сверху, и снизу… Но — красиво. Только не я. Так ведь это наша цель, разве нет?
Остальные часы перед выступлением я провела в гримерке. Болтала с Аллой, еще раз проговаривая номер, первым идти должен под Леннокс, и его мы сделали парным. Получилось очень оригинально.
Но перед самым выходом на сцену меня снова охватила паника. Что я здесь делаю? Собираюсь танцевать перед незнакомыми людьми. Перед Островским, который категорически запретил это… Перед Эльзой. Мне очень страшно, в крови бурлит адреналин, сердце бьется бешено. Кажусь себе неуклюжим роботом. Ноги прилипли к полу,
руки повисли беспомощными плетьми.
— Давай, жжем, детка! — восклицает Алка и тянет меня на сцену.
Ее бодрый голос выводит меня из состояния ступора. А первые аккорды песни словно окутывают родным покрывалом. Это моя защита. Мелодия затягивает в свой эпицентр и уже не страшно. Есть только ритм, тело слепо подчиняется ему. Сейчас для меня нет никого в этом мире, кроме партнерши. Мы двигаемся гибко, слаженно, ритмично.
Со сбившимся дыханием после завершающих аккордов мелодии, под бурные аплодисменты, убегаем со сцены.
— Мы были неподражаемы, — заявляет Алла. Ее лицо раскраснелось, взглянув в зеркало, понимаю, что и я тоже. Только не сразу узнаю густо накрашенную блондинку с лихорадочно блестящими глазами.
— Он не узнал! — вопит Мадлен, влетая к нам в гримерку. — Представляешь!!! Даже и не смотрел можно сказать, весь танец ковырялся в телефоне. Нет, я все-таки гений!!
Видимо увидев длинные белые волосы Островский не счел танцовщиц достойными внимания… Получается, его только мои танцы волнуют? От этого теплеет на сердце. И в то же время мне грустно, что не смотрел… Я была хороша. Танцевала и представляла, что смотрит на меня… хочет меня… что ему нравится мое изгибающееся под музыку тело.
— Значит, можно повторить! — заявляет Мадлен радостно.
Ей удалось уговорить меня на парик и выступление лишь с условием, что это будет один танец, с Аллой. Никаких «Sweet dreams»… Но эта женщина ненасытна в своих амбициях и манипуляциях, мне следовало уже хорошо это запомнить. Когда ты ей уступаешь, она лишь делает еще шаг, никогда не останавливается на достигнутом.
— Мы же договаривались, — все же пытаюсь слабо протестовать.
— Ну Кирочка, ну пожа-алуйста, — включает режим «сладкой кошечки» Мадлен. — Ты будешь шикарным завершающим аккордом этой вечеринки!
Конечно, она уболтала меня. И как же я об этом пожалела!
Едва начинает играть «Sweet dreams» поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Островским. Его глаза буквально режут меня пополам. Танцевать, когда он вот так, буквально пожирает меня взглядом, невероятно сложно. Не знаю, каким чудом умудрилась не сбиться с ритма, не споткнулась, неуклюже растянувшись на сцене…
А самое паршивое — рядом с Алексом сидит Эльза, и наблюдает за моим танцем с явным неодобрением… Точнее, больше на Островского смотрит, что-то говорит, наклонившись к нему.