— И тебе, козлу, устрою, будь уверен! — взвизгивает в ответ Баранова и бросается на Алекса.
— Между нами ничего нет и быть не может, — вдруг выпаливаю, сама не знаю почему и выскакиваю за дверь. Всегда говорила, что уводить мужчин — мерзко. Считала это самым последним делом. И вот на тебе — вляпалась по самые уши.
Бегу по коридору в сторону черного выхода, где со вчерашней ночи стоит мой байк, и слышу шаги позади себя. Меня догоняет Островский. Настигнув, хватает за руку и тащит дальше по коридору.
— Эй, погоди, стой, — кричу, упираясь. Оказываемся во дворе. Темно, пахнет гниющим мусором — сегодня не приехала мусоровозка, отмечаю машинально — следить за этим тоже входит в мои обязанности… Но не думаю, что после всего произошедшего мне стоит оставаться работать здесь. Лучше исчезнуть из жизни Алекса полностью. Такая как Эльза ведь не остановится, она на все что угодно способна! Возьмет к примеру, и подожжет этот клуб, лишь бы не позволить мне тут работать. Не хочу чтобы у Островского были из-за меня неприятности.
— Да стой же, отпусти! — снова пытаюсь вырвать руку из твердой хватки. — Куда ты меня тащишь?
Как шпица на поводке, честное слово. И я, точно маленькая собачка, ничего не могу поделать.
Возле своей машины Островский останавливается, а я по инерции впечатываюсь в него, больно ударившись носом.
— Ой! — восклицаю возмущенно. — Что ты делаешь?
— Садись в машину.
— Зачем?
— Потом объясню.
— Нет, сейчас! Да что на тебя нашло вообще? Ты чего там Эльзу бросил? Ей ведь явно помощь специалиста нужна…
— Мы расстались.
Длинная пауза. Слова Алекса лишают меня дара речи и надолго. Так и стою, словно парализованная, открыв от потрясения рот.
— Сядь пожалуйста в машину.
Подходит ко мне и мягко помогает, надавив на плечо, вынудив сесть на сиденье рядом с водительским.
Какое-то время мы едем молча, нахожусь в состоянии шока, сижу, уставившись перед собой. В голове тысячи мыслей, но они проносятся с такой скоростью, что не успеваю поймать их и проанализировать.
Лихорадочно размышляю, куда же он везет меня? Чего хочет этим добиться? Могу ли поверить в то, что действительно дорога ему настолько, что он расстался с невестой и слышать о ней не хочет.
А потом меня снова накрывает злость. На себя, на него, на ситуацию, в которой оказались. Почему у меня вечно все не по-людски? Увела мужика, это ведь на всю жизнь клеймо…
— Останови машину! — кричу, хватаясь за ручку двери.
Острый послушно паркуется на обочине. Мы снова в какой-то глуши за МКАДом, выскакиваю из автомобиля и бегу к ближайшему кусту. Меня выворачивает наизнанку.
— Кира! Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?
Теперь мне стыдно. И правда, как малолетка эмоциональная, чего ж меня так рвет-то на части от нашей ситуации? Почему столько самых разных, противоречивых, непонятных чувств сразу охватывает, стоит только Алексу оказаться рядом? Мы не пара, это же ясно. Тогда почему так остро реагирую на него? Все началось как фарс, но переросло в снежный ком, который, наверное, в конце концов погребет меня под собой…
— Ты и правда как добрый дядюшка нянчишься со мной, — вырывается у меня ехидная фраза. И Островский отступает, а я иду в сторону, где сквозь деревья виден водоем. Озеро. Чистое, вода голубая, прозрачная. Повинуясь порыву, захожу по колено. Вода теплая. Поддаюсь сиюминутному порыву и окунаюсь в манящую влагу. Затем ныряю. Нереальный кайф. Всплываю и слышу приказ:
— Кира! Выходи немедленно! — голос стальной, не терпящий возражений.
— А то что? Отшлепаешь? — во мне проснулась бунтарка.
— С удовольствием, давно руки чешутся.
— Ну так давай, вперед. — И плыву дальше. Конечно же он не прыгнет ко мне в воду. Слишком важная, вся из себя, взрослая персона.
И стоит мне так подумать, как раздается громкий плюх и в несколько мощных гребков меня настигает Алекс.
— Давай назад, что за детские игры? — продолжает на том самом месте, где и остановился, словно и не замечая, что находится в воде. Интересно, он вообще, разделся? Или прыгнул прямо в дорогих ботинках из крокодиловой кожи?
Не обращая внимания на его слова продолжаю плыть от берега. Но куда там, догнал, схватил за лодыжку, поднырнул под меня и потянул на дно. Но не показываю, что испугалась, задерживаю дыхание. Не делаю никаких движений, замираю и вот Островский уже в панике тянет меня на берег, а я расслабляюсь в его сильных руках и все еще не подаю признаков жизни. От вытаскивает меня на землю, легонько треплет по щеке, а затем прижимается губами и вдыхает в меня воздух. Отвечаю ему на это поцелуем, и он в первую минуту замирает… а в следующую уже перехватывает контроль и погружает язык в мой рот. Целует жадно, трахая языком, издавая утробное рычание.
— Ты все же еще совсем ребенок, — вздыхает, оторвавшись от меня. Оба восстанавливаем сбившееся дыхание. Зачем это представление, Кира?
Что ответить, если сама не знаю?
— А что, думал только Баранова умеет сцены закатывать?
— Зачем ты так? — мрачнеет. И правда, ну для чего я, дурында, ее вспомнила? Эту бедную несчастную женщину?