Сзади бухнули ружья. Гайдуки все же побоялись подстрелить мне спину – на землю упала парочка рядовых осман.
Хасан еле заметно выдохнул.
Секунды начали тянуться, время замедлилось. Так всегда получается, когда ты подвисаешь на краю, между «есть» и «нет», жизнью и небытием.
Его глаза сузились, кисть пошла вниз, целя острием в незащищенный живот.
Я отвел саблю чуть в сторону, прикрываясь, слегка присел.
Он ударил с оттягом, метя в бедро. Сталь скользнула по боку, кожу обожгло. Под кушаком, по поясу, заструилась теплая кровь.
Я удержался на ногах, хотя и покачнулся. За спиной послышался вздох разочарования, спереди – крики радости. И янычары, и гайдуки следили за поединком вождей.
Каракулучи сдвинулся обратно, в центр, мешая целиться стоявшим за моей спиной стрелкам. Сабля его снова пошла вверх.
Я прыгнул вперед, подымая клинок, ловя падающую молнию.
Сталь выдержала. Удар был хорош, но рука еще не утратила силы. Мы оказались лицом к лицу, на расстоянии двух ладоней. Я даже рассмотрел триумф и радость в чужих глазах. Он довернул кисть, и моя правая рука с саблей отлетела в сторону.
Тургер бил с замаха, наискось. И не довел.
Узкий, тонкий стилет
В глазах каракулучи мелькнул ужас.
Я ткнул гардой сабли в ненавистное лицо турка и смачно рубанул по открывшейся шее. На брусчатку площади хлынула яркая, неестественно яркая кровь. Он рухнул.
Время дрогнуло, следом колыхнулось в груди сердце, разгоняя запоздалый адреналин. Застывшая кругом картинка мигнула и понеслась чехардой безумной схватки.
Османы взвыли, бросаясь к телу. В лицо им грянул слаженный залп. Выживших тут же покрошили саблями.
По всей Площади Гнева защитники бросали оружие и молили о пощаде. По моей ноге текла и текла горячая, липкая кровь.
В глазах поплыло, но меня успели подхватить.
10
– Арамбаши, арамбаши…
Чья-та хамская рука трясла меня, вытягивая из блаженства в верещащий, стонущий, ойкающий мир.
Я зажмурился сильнее, постарался ухватить кончик прекрасного видения.
– Арамбаши!
– Что?!!
Бедро перехвачено жгутом. Нога слегка онемела, слушается, но отзывается неприятным жжением. В ушах звенит и слегка покачивает. Видимо, потерял много крови.
Я когда-нибудь здесь буду полностью здоровым?!
Напротив топчется незнакомый гайдук.
Осматриваюсь.
Ребята вырезали остатки гарнизона. Трупы янычар сложили в угол, подальше от входа. Пленных не видно – их или порубали под горячую руку или упрятали в свободные камеры.
Многие тела уже расхристанны, значит, дело дошло до сбора трофеев. Сами победители перетягивают к разломанным воротам лавки амфитеатра – строят баррикаду. Долго же я провалялся!
– Что?!
Гайдук волнуется:
– Харистеас спрашивает, где обещанные солдаты? Ему надоело сторожить форт, когда другие потрошат пояса!
Харистеас – один из союзных арамбаши. Он уже в Херцег-Нови. Значит, четники ударили вовремя. Это хорошо!
Я встал, опершись на руку подбежавшего молодца, дошел до крепостной стены и глянул на раскинувшийся внизу город.
Херцег-Нови пылал. Горели дома, выходившие к порту и казарме. Самого здания казармы не было.
Вгляделся в море… Русских фрегатов все не видно! Только к проливу торопливо отходят сбежавшие из порта купеческие суда.
– Что сказать Харистеасу?
– Скажи, что солдаты придут, как и было условлено. Добро из города никуда не денется. Все, что ему обещано, он получит. Его задача – удержать батареи. Корабль должен подойти к пирсам без проблем!
Гайдук потопал вниз. Ко мне подтягиваются ребята моей четы.
– Воислав появился? – спрашиваю первого же.
Воислава еще нет. Зато очнулся Карабарис, зовет меня. Топаю к брату, попутно указывая, куда ставить снятые со стен пушки. Надо перекрыть дорогу, ведущую из города.
В глубинах подземелья еще идет бой, слышаться крики и звуки выстрелов. У вставленных в стену кольев освобожденные узники терзают чье-то тело.