Гроза тиранов

Алекс показал глазами на раскурившего длинную трубку офицера османа, сидевшего наособку от русских офицеров.

– А эти?

Капитан подал плечами:

– Пробовали… Наши союзники ходили уговаривать. Да не сошлись они как-то…

– Но ведь и там и тут – турки?

– Не знаю… Когда Ибрагим, – капитан кивнул на курящего османа, – с ними говорить начинает, я ж не могу уследить за беседой. Тараторят, тараторят, потом расплюются и по разным сторонам. А нам опять бомбардировку начинай. Хорошо, что пороху в форте совсем мало.

Он спохватился, привстал и представился:

– Капитан саперной роты Родион Демьянович Емельянов.

Судя по внешнему виду и говору, он был один из тех бывших солдат, кто, служа верой и правдой, сумел дожить при Суворовских «вольностях» до офицерских эполет и дворянского звания.

– Петр Николаевич Джанкович… Очень приятно.

Капитан вернулся к карте и пачке чертежей.

– Родион Демьянович, а почему, собственно, сюда пушек побольше не притянули?

Емельянов усмехнулся:

– Дорог нет, да и пушек тоже не слишком много. Корабельный арсенал несподручно снимать, а для десанта большого калибра не предусмотрено, – он прищурился и обреченно посетовал. – Ежели не уговорим добрым словом, то моих саперов придется под стрелы вести.

– Стрелы? – Потемкину показалось, что он ослышался.

Капитан покачал головой.

– Бандиты в форте – сущие дьяволы по части этой забавы. Пороха у них мало, и ружей кот наплакал, так что когда мы на приступ идем, они за стрелы и луки берутся. И неплохо получается. Солдат покалечили – тьму. Хорошо, что мы осман первыми пустили.

Полковник потребовал внимания и начал распределять задачи на вечерний штурм укрепления. Капитан отодвинулся от собеседника, весь обращаясь во слух.

8

Перед штурмом выслали парламентеров. Потемкин попробовал самоустраниться, но Салтыков не вовремя вспомнил, что прибывший сербский дворянин сносно разговаривает по-турецки. Так что Алекса прихватили в качестве переводчика для отправившихся к форту русских офицеров.

Переговоры вел глава турецкого отряда, Ибрагим Кадзе. Кроме него под белым флагом стояли турок-барабанщик, капитан саперов Емельянов, незнакомый молодой штаб-офицер, хмурый Потемкин и белозубый горнист из егерей.

Из-за крепостной стены на них поглядывали горящие ненавистью глаза защитников. Наконец, над зубцами поднялась фигура вражеского парламентера.

– Что надо?

Задавший вопрос немолодой солдат был необычно одет. Зеленый коптский[103] мундир со стоячим желтым воротником, замызганный и изодранный, венчал тюрбан из когда-то белоснежной ткани. Желтые форменные штаны были перехвачены неуставным кушаком из красной материи. За поясом торчали рукоятки кинжала и дорогой сабли. Из-под тюрбана виднелись края окровавленной повязки.

Сам глава засевших в крепости французских наемников был, на первый взгляд, вымотан до предела. Ввалившиеся щеки давно не знали бритвы, черные от пороховой гари губы ссохлись в кровоточащую коросту, вокруг покрасневших глаз – синяки от постоянного недосыпания. Но голос его был тверд, а спина оставалась прямой.

– Чего надо?! – повторил он вопрос.

Глаза Ибрагима вспыхнули ненавистью.

– От имени султана последний раз предлагаю вам почетную сдачу. Твой командир оставил остров, оставляй же и ты крепость и сохрани жизни своих людей!

Лицо копта осталось бесстрастным, лишь глаза сузились.

– Не жалей моих воинов, осман. Думай о тех, чьи жизни вверены твоим заботам, – он поправил рукоятку сабли. – Мы же вверили свои судьбы Аллаху, и он один знает, сколько нам отмерено и когда подойдет наш срок.

Турок скривился:

– Глупец! Султан говорит с тобою моими устами. Ты – правоверный, а не погрязший в ереси кяфир! Не смей становиться на пути воинов Великой Порты, не смей противиться воле светлейшего! Сдай оружие, сдай форт, отвори ворота и жди милости! Твоя жизнь не стоит и пыли под моими ногами, не губи же душу!

Копт покачал головой:

– Когда ты жалеешь мою душу, осмотрись вокруг, осман! Тебя окружают такие же кяфиры, как те, которым служу я! Тебя они шлют в бой, они командуют тобой! Не кори меня, осман, не обманывайся! Все равно мы не уйдем! Я и мои нукеры клялись на Коране, а это важнее для нас, чем все остальное. Жизнь окончится рано или поздно, все умрут – и ты и я, осман! Но когда Всемилостивейший призовет меня пред свои очи, я хочу, чтобы на мне не было грязи клятвопреступления!

– Ты присягал султану!

– Султан сам лишил меня моей присяги! Он выгнал нас, а эмир французов принял и дал приют. Я дал зарок Франции, положа ладонь на Священную книгу, а правоверному не пристало разбрасываться словами.

– Ты клялся султану первому!

– Не я разорвал эту клятву!

Лицо Ибрагима налилось кровью. Он отвел глаза от невозмутимого копта и начал кричать в сторону стены, обращаясь к другим защитникам крепостицы:

– Вы, заблудшие ягнята! Не знаю, что вам плел ваш предводитель, но я обещаю каждому, кто сложит оружие, жизнь и дорогу домой, как только кончится война! А тем, кто пожелает, могу посодействовать вступлению в армию непобедимой Порты! Султану нужны смелые и верные воины!

Копт усмехнулся: