Гроза тиранов

Грохот ломающихся балок, крики раненых, вой.

Створки ворот распахнулись. Наружу устремился людской поток. Полуослепшие от дыма, задыхающиеся, обожженные копты шли в последний бой. Впереди бежал тот самый белотюрбанный офицер, ведший переговоры. В его руках мелькнул клинок, лицо исказилось гримасой яростной обреченности.

Пушки по очереди окутались огнем. Два заряда картечи, выпущенные с двухсекундным промежутком, врезались в людскую массу.

Тут же перед пушками построились мушкетеры. Три ряда русских солдат плотно закупорили единственный путь к спасению для еще живых защитников. Первый ряд мушкетеров дал залп и тут же уступил место второму ряду. Еще залп! Третий ряд двинулся вперед. Последний шквал свинца!

Строй ощерился штыками, приготовившись встретить тех, кто умудрился выжить в этом огненном аду. Клубы пороховой гари, смешавшись с дымом, полностью скрыли поле брани.

Защитников больше не было.

В шуме трещащих, пылающих перекрытий, в криках умирающих, в их последних проклятиях, послышались новые звуки.

Собравшиеся у ворот русские офицеры обернулись.

В двух сотнях шагов позади, у оставленного штабного навеса, катались по земле и стенали подошедшие из деревни женщины. Несколько десятков их, старых и молодых, рвали волосы, молились, а большинство просто безнадежно выло. В крепости сгорали их мужчины, мужья, дети и братья.

– Медад, медад![106] – неслось отовсюду.

Огонь, пожирающий центральную башню форта, начал перекидываться на соседние стены. Высушенное дерево ходов, лестниц, перекрытий шло в пищу разбушевавшемуся пламени.

Сверху посыпались гренадеры. Артиллеристы начали откатывать пушки от раскаленных стен. Гигантский костер устремился к темнеющему вечернему небу.

Когда русские отошли от форта, в ворота устремились женщины. В бушующей стихии, в дыму, они силились отыскать выживших.

Через десяток минут из проема начали появляться согнувшиеся под тяжестью хрупкие фигурки. К ним сразу двинулись егеря. Женщины истошно завизжали, но солдаты жестами показали, что не собираются добивать спасенных. Егеря снимали с тел оружие и помогали укладывать коптов. Чуть в стороне размещали убитых и раненых русских солдат. Тут же колдовал батальонный доктор. Женщины же, кашляя и шатаясь, бежали обратно в дым, закрывая лица смоченными в воде покрывалами.

Рядом со мной о чем-то эмоционально спорили два капитана. Разговор велся на французском, знакомом мне языке, но смысл почему-то ускользал. Еще дальше окруженный казаками-телохранителями граф раскуривал очередную трубку. С ним находился полковник и пара офицеров с золотыми нагрудными бляхами.

От дыма першило в горле и слегка кружило голову.

Салтыков поманил меня пальцем и крикнул:

– Петр Николаевич, право слово, не стоит стоять так близко к огню! Идите сюда!

Он развернулся и двинулся к штабному навесу, под которым денщик уже разложил походный столик. Серебряная посуда и запотевший графин казались чуждыми этому миру предметами.

У навеса, на ящике, сидел раненый Емельянов. Мрачный увалень прилаживал повязку ему на щеку. Стрела воткнулась чуть ниже глаза, разворотив лицо, но не причинив никакого серьезного вреда, кроме выбитого зуба и порванной кожи.

Капитан помахал мне рукой и тут же скривился от боли.

Граф уселся за стол и указал мне на место рядом с собой.

– Не стоит оставаться на поле брани без необходимости, Петр Николаевич. Вы, я верю, еще послужите Отчизне.

При виде пищи к горлу подступил комок.

– Есть в такое время?

– А что? Мертвый враг всегда хорошо пахнет, – граф пододвинул к себе блюдо с бужениной. – Да и в животе урчит – с рассвета толком не емши.

Я покачал головой. К запаху гари прибавился тонкий душок паленой плоти, так схожей с ароматом шашлыка. Нутро взбунтовалось и грозило конфузом.

Пришлось отойти подальше, к кустам.

За моей спиной граф пожал плечами, обернулся к офицерам и взялся за лафитничек.

– Ну-с, господа! За победу!

Глава 10 Чужой подарок

1

– Ну что же ты? Иди сюда скорее, – окончание фразы приглушилось страстным дыханием.

– Ну я не знаю… Это же…

– Давай, милая! Иди ко мне!

Данко потянул Нелли за руку. Сам он уже расположился на свежем душистом сене.

Девушка не решалась.

– Это для меня… Я еще ни разу.

Губы Данко разошлись в улыбке, усмехнулись, глаза заискрились.

– Ты мне не веришь?

Нелли, получив передышку, оправила платье и, потупив глаза, тихо выдавила:

– Я боюсь.

Данко вскочил с ложа, обнял ее и тихо прошептал в ушко:

– Не надо, так и не надо… Я не буду требовать от тебя ничего, если ты сама этого не хочешь, любимая. Верь мне, и все у нас получится. Как только отец уедет в Котор на праздник, я приеду за тобой. Это уже скоро! – он поцеловал ее в шею, продолжая страстно нашептывать. – Мы убежим. В Грецию или Италию. Ну, или в Рисан… Там обвенчаемся. И когда отец вернется, то будем мужем и женой, так что никто, никто ничего уже не поменяет!

Нелли размякла в ласковых руках, обернулась к возлюбленному, подалась навстречу. Руки любовников сплелись, пальцы Данко скользнули за тонкую перевязь домотканого платья. Губы встретились в страстном, долгом поцелуе…