Читаем Гроза Византии (сборник) полностью

Василий, слух которого был с малых лет изощрен до тонкости, слышал весь этот разговор, как ни тихо вели его собеседники. В душе он очень был рад ему. Хитрый и сообразительный македонянин прекрасно понимал, что все эти таинственные переговоры и сообщения знаменуют собой его несомненный успех. Как крысы покидают корабль пред его близким крушением, так точно они стадами являются на судно, снаряжаемое в далекий путь, ибо ожидают, что на этом корабле собрана будет масса всевозможных запасов, которыми можно вдоволь поживиться. Точно так же и в роскошной Византии ее пышные царедворцы всегда покидали того, на кого падала хотя бы тень немилости императора, и тут же начинали курить фимиам всякому, сумевшему привлечь к себе внимание правителя. Македонянин был простого происхождения. Детство, юность, молодость он провел на приволье своей родины. Только двадцати пяти лет от роду появился он в этом великолепном городе. Поэтому он не совсем еще был опошлен придворной жизнью, хотя природный ум ясно рисовал ему общую картину положения дел. Василий прекрасно знал цену этим заискиваниям, а потому и не особенно льстился на них.

Но внимание Зои было ему дорого.

Эта матрона очень близка ко двору. Марциан только что сказал, что она приближена к Ингерине. Если это так, то через нее Василий мог знать все о дорогой ему женщине, которой он пожертвовал ради удовлетворения своего честолюбия. Может быть, он даже сможет хоть изредка видеться с ней. После это устроится само собой, если ему только удастся создать себе прочное положение около порфирогенета, но пока не мешает запастись расположением этой Зои.

Кто была Зоя? Марциан сказал, что славянка. Да это было и видно при одном только взгляде на нее. В Византии говорили, что она сперва была рабой и куплена уже умершим теперь патрицием Романом на рынке невольников. Роман был стар, развратен, пресыщен жизнью, но Зоя так умело повела с ним себя, что успела окончательно овладеть стариком. Ради нее Роман позабыл все на свете. Он был увлечен молоденькой славянкой настолько, что решил даже жениться на ней и сделать ее полной госпожой в своем доме. Однако он скоро умер, оставив Зою своей наследницей. Та недолго горевала о старике и вышла замуж за фаворита императрицы Феодоры, вдовы покойного Феофана и матери уже царствовавшего тогда малютки Михаила Порфирогенета. Благодаря этому она попала ко двору и держала себя так удачно, что, когда возмужавший Михаил заключил в монастырь свою энергичную мать, она сумела остаться на высоте, а не пала вместе с Феодорой. С тех пор она постоянно была при дворе, хотя и второй ее муж скоро умер. Злые языки Византии поговаривали, что всем своим положением она, безусловно, обязана Вардасу, дяде Михаила Порфирогенета, ставшему еще при жизни второго мужа Зои ее неизменным покровителем. Теперь Вардас был болен. Зоя знала, что, если он умрет, порушится и ее могущество. Она не показывала виду, но в душе сильно беспокоилась за свое будущее. Вот почему она и обратила внимание на македонянина, предчувствуя в нем так же, как и Марциан, новое яркое светило византийского двора.

– Я вижу, ты очень скромен, – заговорила она, – неужели все мужи твоей родины похожи на тебя?

– Не знаю, что и сказать тебе, великолепная? – ответил, подходя, Василий. – Действительно, у нас в Македонии говорят, что скромность – лучшее украшение мужей.

Зоя улыбнулась.

– Что хорошо в Македонии, то никуда не годится в Константинополе. Но вот что, хотя Марциан и сказал мне, что оба вы идете сообщить вашим друзьям радостную весть о начале ристалищ, я вижу – вы все-таки не особенно спешите. Если это так, пойдемте со мной, я отправляюсь к Склирене и тебе, Василий, советую заслужить ее расположение… Идем!

– К венероподобной Склирене! – вскричал Марциан. – О, если бы там меня ждала сама смерть, я готов был бы и с нею встретиться в покоях Склирены.

– Прекрасно! Ты согласен, а ты, Василий?

– Я тоже готов последовать за тобой, несравненная.

– Тогда идем, Склирена заждалась меня.

– Она утешилась? – спросил Марциан. – Радостью или горем блещут ее чудные очи?

– Разве может утешиться женщина в положении Склирены? Я не узнаю тебя, Марциан!

– Прости, несравненная! Но женское горе – что весенняя гроза. Соберутся тучи, прогремит гром, сверкнет молния, а затем снова все ясно и светло, снова светит радостное солнце. Но что там за шум?

Действительно, из одного из переулков доносились бряцание оружия, громкие голоса, хохот и отчаянные крики о помощи.

Крики эти были как громки, что Зоя испугалась.

Однако опасности не было. Из-за поворота дома показалась толпа вооруженных солдат. Среди них виден был связанный крепко-накрепко веревками какой-то человек, для которого императорские гвардейцы не жалели пинков и самых отборных ругательств.

Несколько в стороне от солдат, сбоку, шел человек в богатой одежде таких же цветов, какие были и на Марциане. Двое ближних к нему солдат скорее тащили, чем вели молоденькую девушку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза