Гроза Византии (сборник)

Почти в то же время и Василий стал прощаться с Зоей.

– Еще раз благодарю тебя за услугу. Но вот еще просьба… Ты знаешь Анастаса, эпарха, он главный начальник Голубых, к которым принадлежу и я? – заговорила Зоя.

– Мне приходилось слышать о нем. Что же я должен сделать?

– Пойди к нему и расскажи о том, что я сделала. Никифор не простит мне, и я должна ждать неприятностей. Вардас болен; если бы он был здоров, я ничего не боялась бы… Исполнишь ты это?

– Я все сделаю для тебя, прекрасная Зоя, но теперь позволь мне тебя оставить. Ведь этот Никифор не простит и мне, и я должен упредить его.

– Иди, иди! И да благословит тебя Бог!

Василий, в самом деле, поспешил во дворец. Слова Зои о том, что Никифор не простит обиды, явились для него предостережением. Он понял, что в лице этого патриция нажил смертельного врага, но эта предстоящая борьба нисколько не пугала македонянина; в ней он решил испытать свои силы. В случае победы он мог быть уверенным, что счастье обернулось к нему лицом.

В покои Михаила он был допущен немедленно. Император был в состоянии полудремоты, когда вошел к нему македонянин. Порфирогенет сейчас же узнал Василия и даже обрадовался его появлению.

– А-а, это ты! – закричал он. – С вестями, какими?

Василий начал было обычное приветствие.

– Не надо… скорее! Что говорят?

– Весь народ восхваляет тебя и твою мудрость, несравненный!

– Знаю, все знаю – ты говоришь правду… А что о предстоящих ристалищах?

– В Константинополе очень много мореходов, как я это теперь узнал, и народ на стороне Голубых. Раздражать его опасно!

– Знаю. Пусть Зеленые держатся как можно скромнее! Но мною все довольны?

– Скучают по тебе, великолепный, и все с восторгом встретят твое появление на ипподроме. Но я прошу у тебя одной милости.

– Уже? Как это скучно…

– Я прошу милостиво выслушать меня.

– А-а, говори!

Василий поспешил рассказать, что произошло между Зоей и Никифором.

– Чтобы не раздражать Голубых, я счел нужным для виду принять сторону Зои и приказал Никифору отдать ей этих пленных. Потом их можно будет снова взять, но пока не кончились ристалища, Голубые не должны иметь повода к возмущению народа.

– Так, так, ты поступил хорошо. Я хвалю тебя, – с улыбкой сказал Михаил. – Можешь оставить у себя мой перстень! Я вижу – он в хороших руках.

Сердце македонянина радостно забилось: счастье было в его руках!

22. За миг от признания

Зоя, Изок и Ирина за всю дорогу не вымолвили ни одного слова. Только вступая уже под портик своих палат, матрона, обращаясь к юноше и девушке, произнесла:

– Добро пожаловать! Вы оба входите сюда не как рабы, а как дорогие гости. Здесь, под этим кровом, вы находитесь в полной безопасности, а что будет потом, это мы увидим.

Эти слова удивили Изока и Ирину как нельзя более. Что могло это значить? Ведь еще так недавно они были жалкими рабами в руках грубых солдат, а теперь эта роскошно одетая, знатная матрона вдруг и в самом деле обращается с ними, как с дорогими гостями, не обращая даже внимания на то, что они были презираемыми в Византии варварами.

К их услугам явились рабы; как Ирине, так и Изоку было отведено по особому покою, им подали лучшие яства и пития.

Только сама хозяйка не выходила к ним.

Утолив первый голод, Изок снова почувствовал, что усталость последних дней берет свое. Оставшись один, он не мог преодолеть дремоты и быстро заснул крепким, молодым сном, заставляющим забывать все на свете.

Ирина, напротив того, несмотря на все перенесенные волнения и усталость, и не думала спать. Теперь, очутившись одна, она снова пережила все случившееся, и чем больше она думала над событиями этого дня, тем все более и более разгоралась в ней ненависть ко всей Византии, и вместе с тем зарождалось желание отмщения тому грубому патрицию, которого она считала главной причиной своего плена и смерти старого деда.

Ни вмешательству знатной матроны, ни ее обращению с ними она не удивлялась. По своей наивной простоте она принимала все это как должное. Она считала себя во всем безусловно правой и думала, что вместе с ней в ее правоте должен быть уверен весь мир и всякий должен ей помочь, раз с ней случилась какая-нибудь беда.

Так прошел весь день, наступил другой, за ним третий, а Зоя все еще не показывалась своим гостям. Изок и Ирина начинали скучать.

Зоя же с умыслом не выходила к молодым славянам. Она желала дать им время оглядеться, освоиться со своим положением и вместе с тем подыскивала способы не только к их освобождению, но и к тому, чтобы дать им обоим возможность вернуться в родную страну, на Днепр.

За это время ее несколько раз навестил вождь Голубых, эпарх Анастас, пользовавшийся, за болезнью Вардаса, расположением матроны. Он сообщил ей, что македонянин Василий быстро возвышается, что его положение фаворита императора становится все прочнее и прочнее уже по одному тому, что Михаил почти не может обходиться без его совета.

О Никифоре ничего не было слышно. Зоя мало-помалу начинала успокаиваться.

Теперь она могла явиться к сиротам, которым дала приют в своем роскошном доме.