Гроздь рябиновых ягод

Расписались молодые через неделю, в середине августа. Отпраздновать это событие решено было в доме жениха. Пельмени к праздничному столу лепили все вместе, дружно. В доме царило оживление, звучал патефон, приехавшие сёстры сновали между кухней и гостиной, накрывая на стол. И вот наступил торжественный момент: все уселись за стол, молодая жена понесла блюдо с пельменями к столу. Второпях запнулась за порог и… все пельмени веером рассыпались по полу! Наступила мёртвая тишина, Нина в отчаянии смотрела на то, что натворила, не смея поднять глаза на гостей. Ведь мясо для пельменей так трудно было достать! Первым нарушил тишину свёкор. Илья Лаврентьевич, кашлянув, сказал:

– Хорошо, что с утра полы помыли. Собирайте пельмени, да назад в кипяток.

Вернувшись со свадьбы, Настя зашла в тёмную комнату. Её встретила тишина, аккуратно застеленные кровати дочек. Подошла к окну. В доме напротив горел свет, из распахнутых окон доносилась музыка, смех, громкие голоса. Молодёжь веселилась, пришло их время. От чувства собственной неприкаянности на глаза навернулись слёзы. Вот она, дочка, рядом, в нескольких метрах, но у неё теперь своя жизнь, своя семья, свои заботы. А ей, Насте, о ком теперь заботиться? К кому спешить вечерами? Много лет у неё была одна цель: вырастить детей, поставить их на ноги, ради этого она не жалела себя. Вырастила. Поставила. И что в итоге? Вот эта комната в чужом доме, опустевшее гнездо? Ради чего теперь жить?!

Глава 34. Бабье лето

В Уфе первая половина сентября выдалась сырой и ветреной. Природа словно оплакивала ушедшее лето, ветер тоскливо стонал, заламывая ветви деревьев, тучи лили и лили слёзы. По утрам Насте не хотелось вставать с постели, выходить из дома, идти в надоевший до оскомины цех, видеть вокруг одни и те же лица, а вечером не хотелось возвращаться в пустую, продрогшую за день комнату, где её никто не ждал. Подходя к дому, она видела тёмное окно, и ей хотелось повернуться и бежать куда-нибудь к людям.

В один из таких дней, придя на работу, Настя заметила, что народ толпится около каптёрки. Протиснувшись сквозь толпу, увидела вывешенный график отпусков. В годы войны право на отпуск не отменяли, но фактически их давали (и брали) только в исключительных случаях. Война закончилась, и теперь по трудовому законодательству каждому полагалось шесть рабочих дней отпуска в году. Вот начальник цеха и вывесил график. И первой в нём стояла Настина фамилия – с сегодняшнего дня. Настя ахнула и ринулась в каптёрку, где стоял стол начальника.

– Семён Петрович, это за что же вы так со мной? Что же в субботу не предупредили об отпуске?

– Ну, не предупредил, не успел, зато тебя первую отпускаю.

– Так я же уже пришла!

– Ну и иди себе спокойненько домой. Отдыхай, сил набирайся. Я не понимаю, ты чего бузишь?! Если бы я у тебя отобрал отпуск, а то даю! А ты недовольна. Вот народ!

– А может, я поехать куда хочу? Билет же заранее купить нужно, – не отступала Настя.

– Ладно, иди, работай, с завтрашнего дня в отпуск пойдёшь.

– Э, нет! Со следующего понедельника. Чтобы два воскресенья к отпуску легли.

Начальник, ворча, пошёл исправлять график.

Весь день Настя и так, и эдак прикидывала, что ей делать в этот свалившийся нежданно отпуск. Отвыкла она отдыхать. Разучилась. Ну, выспится, а дальше что? Целыми днями одна в четырёх стенах! Съездить бы к Лиле, да три дня туда и три обратно – вот и весь отпуск, не получится. Вечером зашла к Нине посоветоваться.

– Мама, а ты съезди в Аргаяш, тут же близко. С тётей Саней повидаешься, могилку отца навестишь, в Челябинске родню разыщешь.

– А я завтра же билет на поезд вам куплю, – вступил в разговор зять.

Идея Насте понравилась и в ночь на воскресенье она уже сидела в поезде. Позади остались предотъездная суета, перрон с провожающими, вокзальные огни. Поезд, постукивая на стыках и мягко покачивая пассажиров, мчался в ночь. Настя с удивлением осматривала купе. Гена позаботился, купил билет в мягкий купейный вагон, и она себя чувствовала барыней: мягкий диванчик, шёлковые шторы с бомбошками, льняная скатерть, ковровая дорожка, огромное зеркало на двери. И соседи солидные: военный, обходительный такой, и его нарядная жена. Насте дважды доводилось ездить по железной дороге, и оба раза в переполненных общих вагонах. Но разве можно было сравнить эту поездку с теми?

Дверь купе приоткрылась.

– Чайку не желаете? – заглянула проводница.

Сосед отложил газету, соседка достала печенье:

– Угощайтесь.

За чаем познакомились, разговорились, как это часто бывает в дороге. Стаканы тонко позвякивали в красивых подстаканниках на белой крахмальной скатерти.

Настя вспомнила, как Геша бегал с чайником за кипятком на станциях, а она всё волновалась, как бы муж не отстал от поезда. Вот бы он сейчас посмотрел на неё в этом купе! Вот бы ехал с ней, как этот военный со своей женой!