Гроздья гнева

Она взглянула на него и улыбнулась таинственной улыбкой. С тех пор как Роза Сарона забеременела, таинственность сопутствовала каждому ее движению – таинственность и недомолвки, полные для них обоих какого-то особого смысла. Роза Сарона была очень довольна собой и привередничала по пустякам. Она требовала от Конни тысячи ненужных услуг, и они оба знали, что без этих услуг можно прекрасно обойтись. Конни тоже был доволен Розой Сарона и все еще дивился ее беременности. Он был причастен ко всем ее тайнам, и это льстило ему. Когда она хитро улыбалась, он отвечал ей такой же хитрой улыбкой, и они перешептывались между собой. Мир сомкнулся вокруг них тесным кольцом, и они были его центром, вернее – Роза Сарона была центром, а Конни вращался вокруг нее по маленькой орбите. Все, о чем они говорили, было окутано таинственностью.

Роза Сарона отвела глаза от шоссе.

– Я пить не хочу, – жеманно сказала она. – Но, может быть, мне надо пить?

И Конни утвердительно кивнул, – он понял, что под этим подразумевалось. Роза Сарона взяла у него кружку, прополоскала рот, сплюнула и выпила тепловатой воды.

– Хочешь еще? – спросил он.

– Половинку. – И Конни налил кружку только до половины и подал ей. Линкольновский «зефир» – серебристый, низкий – вихрем промчался по шоссе. Роза Сарона оглянулась и, убедившись, что остальные члены семьи стоят далеко, у грузовика, сказала: – А хорошо было бы нам с тобой такую машину?

Конни вздохнул:

– Потом… может быть. – И они оба поняли, что под этим подразумевалось. – Если будем хорошо зарабатывать в Калифорнии, купим машину. Но эти, – он показал на исчезающий вдали «зефир», – эти стоят не меньше, чем дом. Я бы все-таки выбрал дом.

– А я бы хотела и дом, и такую машину, – сказала она. – Но дом, конечно, нужнее, ведь… – И они оба поняли, что под этим подразумевалось. Они все еще никак не могли свыкнуться с ее беременностью.

– Как ты себя чувствуешь – ничего? – спросил Конни.

– Устала. Трудно ехать по такой жаре.

– Что ж поделаешь? Иначе не доберемся до Калифорнии.

– Я знаю, – сказала она.

Собака, принюхиваясь, обогнула грузовик, опять подбежала к луже под краном и стала лакать мутную воду. Потом отошла в сторону, опустила нос к земле, повесила уши. Она обнюхивала пыльную траву вдоль дороги и, очутившись наконец на самом шоссе, подняла голову. Роза Сарона пронзительно вскрикнула. Огромная машина, взвизгнув шинами, пронеслась мимо. Собака шарахнулась назад и очутилась под колесами, не успев даже тявкнуть. В заднем окне машины появились лица, она сбавила ход, потом перешла на прежнюю скорость и быстро скрылась вдали. А собака с вывалившимися наружу внутренностями лежала в луже крови посреди шоссе, слабо подергивая ногами.

Роза Сарона смотрела на нее, широко открыв глаза.

– Мне это не повредит? – проговорила она. – Как ты думаешь, мне это не повредит?

Конни обнял ее.

– Пойди сядь, – сказал он. – Ничего с тобой не будет.

– Я закричала и почувствовала, будто у меня там что-то оборвалось.

– Пойди сядь. Ничего с тобой не будет. Не бойся. – Он подвел ее к грузовику, подальше от издыхающей собаки, и усадил на подножку.

Том и дядя Джон вышли на шоссе. Искалеченное тело чуть подергивалось. Том взял собаку за задние лапы и оттащил к кювету. Дядя Джон стоял растерянный, точно это случилось по его вине.

– Мне бы надо привязать ее, – сказал он.

Отец посмотрел на собаку и отвернулся.

– Поехали дальше, – сказал он. – Все равно мы бы ее не прокормили. Может, это к лучшему.

Из-за грузовика появился толстяк.

– Вот жалость-то, – сказал он. – У автострады собачья жизнь короткая. У меня за год трех задавило. Я их больше не держу. – И добавил: – Вы не беспокойтесь. Я оттащу ее в поле и там закопаю.

Мать подошла к Розе Сарона, которая все еще дрожала от испуга, сидя на подножке грузовика.

– Ты что Роза? – спросила она. – Тебе нехорошо?

– Я все видела. Испугалась очень.

– Я слышала, как ты закричала, – сказала мать. – Ну, теперь уже пора успокоиться.

– Ты думаешь, мне это не повредит?

– Нет, – ответила мать. – Если будешь кукситься, да ступать на цыпочках, да нянчиться сама с собой, вот тогда будет плохо. А сейчас вставай, пойдем усаживать бабку. И брось ты думать о своем ребенке. Он сам о себе позаботится.

– А где бабка? – спросила Роза Сарона.

– Не знаю. Где-нибудь здесь. Может, в отхожем месте.

Роза Сарона пошла к уборной и вскоре вернулась, ведя бабку.

– Она там задремала, – сказала Роза.

Бабка улыбалась:

– Там славно. Унитаз, и вода сверху льется. – И добавила: – Мне очень понравилось. Я бы там заснула, да вот разбудили.

– В таких местах не годится спать, – сказала Роза Сарона и помогла бабке залезть в кабину. Бабка, довольная, опустилась на сиденье. – Годится – не годится, а все-таки хорошо, – ответила она.

Том сказал:

– Поехали. Путь у нас долгий.

Отец пронзительно свистнул.

– Вот теперь ребята запропали. – Он свистнул еще раз, сунув два пальца в рот.

И ребята тут же появились на его зов. Они бежали с поля – впереди Руфь, за ней Уинфилд.