Грозящая катастрофа, и как с ней бороться

Спасибо за книгу. Прочитал я её с интересом. Это, пожалуй, первая попытка писателей прорваться в работу «Смерш». Но, откровенно сказать, не всё в ней мне понравилось. Вместе с серьёзной литературной попыткой в этой книге есть «Пинкертоновщина» (особая удача и описание этих особых удач 1,2,3-х героев в поимке врагов). Нат Пинкертон – это особо удачливый сыщик, которым увлекались все мальчишки всего земного шара больше, чем Шерлоком Холмсом. О нём в школах зачитывались, а стряпали эти книжки в неделю по две и по три по пятаку за книжку, и одна другой интереснее. Там всё было: и погони, и поимки, и кошмарные убийства, и ограбления, и разоблачения, неожиданные исчезновения и появления, и всё-всё. Так вот серьёзная попытка литературная и вышла почти пинкертоновщиной. Чего стоит только обстановка поимки и сам момент поимки врагов… Но, в общем-то прочитал с интересом. Ты просишь, Людочка, написать что-нибудь о войне, и что, мол, работа «Смерш» теперь не тайна, о ней можно всё рассказывать. Это ошибка, далеко не всё и не всегда, а так, намёками пытаются в литературе от пятого к десятому…

Но случай всё-таки один расскажу.

В начале войны после курсов контрразведки осенью 1941 года я обслуживал, или, вернее, в моём обслуживании в глубоком тылу по ту сторону Урала в г. Камышлове было три госпиталя раненых солдат и офицеров, прибывающих с фронта, и находящихся на излечении. Их лечили заботливые люди: умные головы, горячие сердца, ласковые руки. Каждого, буквально каждого старались излечить скорее и полнее. А раненые – всё переходящий состав – сотнями прибывают и сотнями в месяц убывают, кто снова на фронт, кто на пункт формирования, кто домой. «Смершнику» (в то время особый отдел НКВД) надо было всех их знать (их около двух тысяч в трёх госпиталях) от полковника до рядового: как воевал, чем «дышит». Много об этом можно рассказывать, но расскажу об одном. Мало чем заметный, лет 22-23 солдат лежал с ранением в пятку. Раненые тяжело в грудь, в голову, или совсем без руки или без ноги не злобно шутили иногда, подсмеивались над его ранением., и он вместе с ними шутил и смеялся, и кондыбал на костылях по палате и по коридору. Иногда его и жалели: такой молодой, а на костылях без пятки. Особенно жалела его голубоглазенькая сестричка Вера или Верунчик, как её ласково звали больные, живая, всегда готовая услужить, прийти на помощь. Она нередко подсаживалась к койке М-ко, иногда поглаживала его больную ногу, а он рассказывал ей про кавалерию, в которой он служил. Она с интересом слушала и готова была, видимо, слушать без конца, если бы не необходимость обслуживать и других. То ли голубые глаза Верунчика, то ли её жалость или надежды на связанное с ней будущее заставили кавалериста проговориться о том, как он воевал и как его ранило. Пытливый ум Верунчика сумел кое-что отличить от нормы. Когда он из заботливых Вериных рук перешёл в мои, было установлено врачами, что ранение в пятку у него не осколочное, как было записано с его слов вначале, а пулевое, о чём он и проболтался Верунчику. В общем, в результате, этот М-ко и с ним ещё трое под видом окруженцев, оставшихся единственными в роте живыми (что в первые дни и месяцы войны было не редкостью), присоединились к кавалерийской части. Все четверо показали себя хорошими кавалеристами. Их задание было – выводить из строя лошадей, что они и делали: то их опаивали, то что-нибудь подсыпали в корм, и даже в копыта снизу забивали тонкие, чуть толще булавки гвозди. Вывели из строя за два месяца больше сотни лошадей, но их задача была ещё и попасть в тыл, и там вредить. Ну, М-ко его товарищи устроили ранение из-за камня. Лёг он за большой камень, выставил из-за него пятку, и метким выстрелом из винтовки получил, что требовалось. Так был разоблачён М-ко, остальных выловили в полку. Туда ездил один из сотрудников Камышловского отдела НКВД. Они ещё не успели попасть в тыл. Начальник отдела НКВД, мы стали с ним друзьями, за это меня наградил – добился у Свердловска разрешения поговорить мне по телефону НКВД из Камышлова с женой в Кирове (а частные разговоры тогда не принимались – шла война), это было мне дороже медали, дороже ордена. После как-нибудь расскажу, как мальчишки помогли мне одного голубятника изловить.

Из письма от 20 мая 1978 года

Здравствуйте, наши дорогие Людочка, Володя и Наташенька!