3. Запрещалось ставить новые слободы и новые дворы в старых слободах (в отношении «опричных прихожих людей», городских и сельских, запрет носил абсолютный характер; старым слобожанам разрешалось «выставливатися и своими дворами жити» в случае семейных разделов: «от отца детем или от тестя зятии или от братии братии»).
4. Владельцы слобод сохраняли право «называть» в запустевшие дворы в старых слободах «сельских людей пашенных и непашенных»; посадских же людей (кроме нетяглых «казаков») запрещалось как «называть» самим, так и принимать пришедших добровольно.
5. За населением же церковных и монастырских слобод, напротив, сохранялось право выхода как «в город на посады», так и «села», с соблюдением правил Судебника о крестьянском отказе»{1646}
.«Приговор» о слободах, по словам И. И. Смирнова, «не разрешил вопроса во всем его объеме. Линия правительства Ивана IV на ликвидацию привилегированных слобод и на слияние их с тяглыми посадами <…> встретила упорное сопротивление со стороны церкви. Правительство Ивана IV оказалось не в силах преодолеть это сопротивление и вынуждено было пойти на компромисс, уступив в ряде пунктов требованиям церковных и монастырских властей. Наиболее крупной уступкой церкви со стороны правительства Ивана IV было оставление за церковью в неприкосновенности ее иммунитетных привилегий в отношении старых слобод. Уступив церкви в этом основном вопросе, отказавшись от мысли ликвидировать привилегированные слободы, правительство Ивана IV, тем не менее, существенно ограничило сферу действия церковных и монастырских иммунитетов запрещением устройства новых слобод и новых дворов в старых слободах. А также выводом тех посадских людей, которые поселились в новых слободах после «описи», обратно на посад. Другим направлением, по которому шло ограничение церковных и монастырских привилегий, был запрет перезывать или принимать на запущенные дворы в старых слободах пришлых посадских людей. Запрещая, таким образом, закладничество посадских людей за церковь и монастыри, правительство Ивана IV одновременно стимулировало обратный процесс — выход закладчиков из церковных и монастырских слобод, как в посад, так и в села»{1647}
.Б. А. Романов рассматривает «приговор» 15 сентября 1550 года в качестве представления о слободах, сделанного в тот день митрополитом Макарием царю Ивану{1648}
. Указав на то, что И. И. Смирнов резюмирует «текст закона о слободах» в 5 пунктах, а П. П. Смирнов — в 4-х (несмотря на количественное различие тожественных друг другу), Б. А. Романов предлагает выделить «следующие пять моментов: 1) изложение Макарием прежнего приговора о новых слободах, который он, митрополит, «помнил», 2) жалоба его на расширительное толкование наместниками этого приговора (отразившегося в ст. 43 Судебника) в смысле распространения его на старые слободы <…>, 3) пожелание-просьба к царю прекратить это самоуправство («и ты бы государь своим наместником впред… не велел судити»), 4) изложение приговора, текст которого был в руках митрополита («с нами») и не подлежал ни перетолковыванию, ни оспариванию: «чтоОбращался к содержанию сентябрьского «приговора» и А. А. Зимин. «Согласно «приговору» 15 сентября 1550 г., духовным феодалам запрещалось основывать новые слободы, хотя старые за ними сохранялись. В церковно-монастырских слободах запрещалось ставить новые дворы (за исключением случаев семейного раздела) <…>. Из новых слобод на посад выводились бежавшие туда посадские люди-закладчики. Запрещался впредь прием в эти слободы городских людей-новоприходцев (кроме казаков). В запустевшие слободы разрешалось сзывать людей, но из сельских местностей (за неделю до и после Юрьева дня), а не с посада. В те же сроки разрешался выход слободским людям духовных беломестцев на посад или в деревню. В целом же «приговор» 15 сентября 1550 г. носил компромиссный характер, ибо сохранял за духовными феодалами старые слободы и предоставлял им даже некоторые возможности для пополнения их населения со стороны»{1650}
.Довольно обстоятельный, можно сказать, детальный обзор положений «приговора» 15 сентября 1550 года произвел Н.Е.Носов: