За окнами чернело бездонное небо, таинственно светились в лунном свете древние горы, лился ставший таким необходимым, чуть гипнотизирующий голос, и на душе становилось спокойно. Облако обволакивало всё сильней, тихо шептало: «Неправда, что ты никому не нужна, неправда. Ты нужна. Нужна…нужна…нуж…» Облако проникало в каждую клеточку, создавало ощущение, что её ценят, о ней заботятся, она под защитой. Ощущения, манящие женщин сотни тысяч лет.
Через два дня она оттаяла настолько, что могла смеяться, могла шутить сама, ей уже не мерещились весы в каждом проплывающем облаке. Облако теперь было одно, и оно всё время было рядом… Ещё через день она сказала ему «спасибо», а потом ещё раз и ещё. И улыбнулась. И ласково коснулась руки. Только как благодарность. Только.
Коснулась и испугалась. Её словно ударило током. Она тут же отняла руку, но ощущение осталось. И оно было приятным.
Услышанные после этого слова были скорее неожиданными. «Это тебе спасибо, Аня, — сказал Валя. — Спасибо за то, что ты есть, за то, что согласилась поехать. Я очень этого хотел. Я ведь люблю тебя, Аня. Давно люблю. Нет, подожди, подожди, не возражай. Я ничего не требую от тебя, просто хочу, чтоб ты знала. Если хочешь, можешь даже забыть, мне главное, что я сказал. Аня…»
Она, и правда, хотела возразить, прервать, сказать, что не надо. Что она…. Хотела, но не прервала, выслушала до конца. И только уже ночью, засыпая, поняла, что слышать это тоже приятно. Даже очень. Словно через распахнутую форточку ворвался в затхлую комнату свежий ветер.
В оставшиеся два дня она ни разу не вспомнила о Грозном. Он растаял, исчез, как под напором налетевшего с гор ветра исчезает нефтяной смог. Исчез вместе с мерещащейся в каждом тёмном углу худощавой фигурой. Вместе с весами.
Поздним вечером шестого дня он появился снова. В темноте за окнами промелькнули огни заводов, плохо освещённые улицы частного сектора, запахло пылью и тухлыми яйцами. Старое, заполненное до отказа здание одноэтажного вокзала. Гул голосов и музыка, гремящая из вокзального ресторана. Зелёные глазки такси на площади, и лениво дожидающиеся клиентов частники. Мигающий свет фонаря, замусоренные к вечеру улицы.
Грозный.
После душного вагона ехать в такси никому не захотелось. Пошли пешком. И почему-то не по ярко освещённому проспекту, а по полутёмной Комсомольской. Уже за «Лакомкой» Аня поняла, что это была ошибка. Людей на улице не было совсем, машин тоже, а ей в каждом тёмном углу, за каждым деревом мерещилось одно — высокая худощавая фигура с длинными волнистыми волосами. За цирком ощущение стало невыносимым, она просто физически чувствовала, что он где-то рядом.
— Что такое? — спросил Валя, когда она в очередной раз споткнулась на ровном месте. — Да что такое, чего ты боишься?
Аня судорожно схватила его за руку и, глядя в темноту расширенными зрачками, прошептала:
— Павлик!
— Что? — засмеялся Витка. — Тапик? Ты что, Аня, откуда он тут?
— От верблюда! — ответили из темноты, и в мутноватом свете материализовалась знакомая длинная фигура.
— Не ждали? — спросила фигура и сделала ещё два шага из темноты. — А я как почувствовал. С приездом!
— Тапа? — всё ещё не веря, глупо спросил Виктор.
Пашка засмеялся.
— А кто ещё? Привет, путешет… путешест…Путе-шест — венни-ки. Вот!
— Тапик, ты что пьян?
— Привет, Русик! Тоже решил проехаться на халяву? Пра-ально. А вы что, не рады? Я вас ждал-ждал, можно сказать, заждался, встречать пошёл. Не рады?
Пашка окончательно выбрался на свет, и стало видно, что он заметно пьян. Куртка нараспашку, рубашка испачкана, на груди оторваны две пуговицы. На лице дурацкая улыбка, и не поймёшь в темноте, чего в ней больше — злости или тоски. Но, точно, не радости.
— Не рады! Пра-ально, чего радоваться другу? На хрен он нужен, только мешает всем. Пра-ально, Кулёк? Или уже не мешаю? Как отдыхалось, Аня, хорошо? Весы не испортились? Всё взвесила?
— Павлик!
— Или ещё не всё? Чо, Кулёк, неужели ты ещё не всё на весы положил? — Пашка засмеялся и понимающе погрозил ему пальцем. — А-а, панымаю — приберегаешь! Аня, он приберегает…. Подожди-подожди, он скоро тебе на весы та-кое положит! М-мм! Не оторвёшься! Он умеет, спроси у его сис… сестёр. Мастер!
— Заткнись, Тапа! — Валька сбросил Анину руку и сделал шаг вперёд.
— А то что? — небрежно скривился Пашка. — Ну что, Анечка, понравилось? Получила, что хотела? Эту, как её — уверенность и устойчи….Нет, настойчивость! Во! Он был сильно настойчив — тебе понравилось? Не? А ты попроси!
— Тапик! — закричал Витька. — Охренел?
— Муха! Света! — Пашка улыбнулся ещё шире и попытался изобразить книксен. — Наше вам! Витенька, а ты не боишься, что следующей Света будет? Сам подумай — ну кто ты на фоне Кулька? Или ты думаешь, она другая? Шиш! Все они взвешивают, подожди, они ещё за него драться будут! Ты на кого ставишь? Я на Аньку!