Грозное дело

– Что там? – тихо спросил Трофим.

– Чулан, – так же тихо ответил Клим. – А дальше ещё одна дверь. В закуток. Под лестницей. От закутка до рундука восемь шагов. При рундуке стоят шесть сторожей. Пять сторожат рундук, а шестой смотрит – всегда, глаз не сводя – только под лестницу, на потайную дверь. Это его служба. В тот день, в тот час, служил Марьян Игнашин. Марьяна после ставили к кресту, и Марьян показал, что никого там не было, никто в дверь не входил, никто из неё не выходил. И крест поцеловал на том.

– Ну мало ли, – сказал Трофим.

– Что мало?! – вызверился Клим. – Да у него сам Зюзин спрашивал! Кто это ему скривит?! Да и Марьян не из таких, чтобы кривить. Я за Марьяна… – Тут Клим замолчал, нахмурился, а после нехотя прибавил: – Вот почему тебе про эту дверь не говорили. Не открывали эту дверь тогда! Вот Зюзин и сказал: зачем, чтоб всякий пёс про неё знал?!

– Я, что ли, пёс? – спросил Трофим.

– Ну, – сказал Клим, – и я пёс тоже. А что ты думал? У Зюзина все псы.

Трофим, помолчав, сказал:

– А надо всё-таки сходить туда. Открой мне.

– Ох! – сказал Клим. – Я-то открою. Мне что? А вот тебе…

– Открой, я говорю!

Клим пожал плечами, открыл дверь. Они вошли в чулан. Там было совсем темно. Клим шагнул дальше. Трофим шагнул за ним – на ощупь. Клим чем-то брякнул, что-то опять скрипнуло. Приоткрылась ещё одна дверь…

18

Они вышли через эту, уже третью, дверь и оказались в тёмном закутке под лестницей. С одной стороны шёл свет. Трофим повернулся туда и увидел рундук. При рундуке сидели сторожа…

И вдруг один из них, крайний, вскочил и повернулся прямо в сторону Трофима. Это, наверное, и был тот сторож потайной двери, и он услышал, как она открылась… Но в темноте он ничего не видел. Клим вполголоса сказал:

– Я сам им всё скажу. А ты помалкивай.

И первым вышел из-под лестницы. За ним вышел Трофим. Теперь уже все сторожа вскочили. Клим поднял красную овчинку так, чтобы она всем была видна, и сказал:

– Мы по государеву делу. Сидеть! Я кому велел?! – прибавил он уже очень сердитым голосом.

Они сели на свои места. Молчали и даже не шевелились. Только один из них, наверное, десятник, не утерпев, сказал с укором:

– Климка, ты чего это?!

– Климка в чулане водку жрёт, – строго ответил Клим. – Фрол Щербатый! Встань!

Десятник, а это и был Фрол, нехотя поднялся.

– Когда заступили? – спросил Клим.

– С самого утра.

– Все у тебя на месте?!

– Все.

– А где тогда Марьян Игнашин?

– Так сегодня не его черёд, – ответил Фрол уже не так уверенно.

Клим это сразу почуял! И грозно сказал:

– Я спрашиваю, где он, а не чей черёд. Где, отвечай!

Фрол молчал.

– Запил, что ли? – спросил Клим уже без злости.

– Нет, не запил! – сказал Фрол очень сердито. И ещё сердитее прибавил: – И не надо меня в это впутывать! Я и тогда здесь не стоял, я и сегодня на подмене. Я за Марьяна не ответчик. Про него к Никифору иди!

– А что случилось? – спросил Клим.

– А я откуда знаю?! – сказал Фрол. – Иди к Никифору и спрашивай.

– Ну хоть не всё скажи!

– Не велено болтать! – ответил, как отрезал, Фрол. – Иди к Никифору, я говорю. Он у себя сейчас. Здесь близко.

Клим больше ничего не спрашивал, а только махнул Трофиму, и они, мимо того рундука, пошли по переходу. Вот так дела, думал Трофим. Тот, кто тогда за той дверью присматривал, теперь пропал. Неспроста это! И спросил:

– Никифор, это кто?

– Сторожничий Верхнего житья, – ответил Клим. – На царёвом верху за порядком смотрит. Зверь!

Когда они, минуя сторожей, зашли к Никифору, зверем он не показался. Это был невысокий, заспанный человек, лицо помятое, бабье, бородёнка редкая. Лежал, прямо в сапогах, на лавке и подрёмывал. Увидев вошедших, сердито зевнул, сел на лавке, поискал шапку, надел, проморгался и спросил:

– Чего вам?

– Доброго здоровьичка, – вместо ответа сказал Клим.

– Где его взять, здоровьичко? – ответил Никифор, зевая. – С того дня не разувался. Дома не был. Сплю в сапогах! Чего вам?

– Розыск ведём, – сказал Клим. – Вот, из Москвы подмога. – И он кивнул на Трофима.

Никифор стал рассматривать Трофима. После усмехнулся и сказал:

– Подмога! А чем ты можешь подмогнуть?!

– Я, – вдруг сказал Трофим, – могу много чего. Я тогда в Новгороде был, когда государь там гневался.

– Э! – сказал Никифор. – Многие тогда там были. И я был. А тебя что-то не видел.

– Значит, дело у меня было такое, чтобы на меня никто не зыркал.

– Там только одно такое было!

– Вот я его и делывал.

Никифор посмотрел на Клима. Клим утвердительно кивнул. Никифор опять стал смотреть на Трофима. Клим прибавил:

– Его сам царь велел сюда позвать. И я в Москву за ним ездил.

– Ну, если так… – сказал Никифор и задумался.

Трофим откашлялся и начал говорить:

– Нам нужен сторож Марьян Петров сын Игнашин. Он на известном рундуке сидел и сам знаешь за чем приглядывал. Где он сейчас?

– Зачем вам вдруг Марьян? – спросил Никифор.

– Значит, нужен, если спрашиваю! – уже сердито ответил Трофим. – И это я пришёл спрашивать. А ты будешь мне отвечать, если не хочешь отвечать Ефрему.

Никифор помрачнел. Снял шапку, помял её в руках, опять надел. И начал говорить в сердцах: