-- Вот выдумал тоже!
-- Нет, обязательно будут!
-- Да я просто так сказал, -- оправдывался усомнившийся.
Вышедшая было на улицу Татьяна быстро вернулась:
-- Что вы, ребята, слушать собрались?
-- Москву, Танюша! -- ответил Камушкин и почему-то покраснел до корней волос.
-- Москву?! -- женщина чуть не вскрикнула от крайнего изумления. -Боже ты мой!.. Ребята, дорогие мои, пропустите меня поближе!.. Сколько уж мы не слышали ее!..
-- Проходите, проходите сюда, Татьяна Васильевна, -- солдаты расступились, давая место хозяйке. Пинчук, стоявший рядом с ней, почувствовал, как руки женщины мелко дрожат.
В приемнике зашумело, золеная лампочка замигала чаще.
-- Тише... тише!.. -- сказали все вместе, предостерегающе поднимая руки. -- Сейчас начнется...
Кончик карандаша прыгал на белом листе камушкинского блокнота, словно выклевывал что. В хате воцарилась напряженная тишина. Приглушив дыхание, бойцы прислушивались к трогательной мелодии позывных, согревшей их сердца. Наконец после долгих оваций, морским прибоем доносившихся сюда, на некоторое время в приемнике стихло, стоял лишь ровный шум ламп да изредка прорывался нетерпеливый кашель. И вдруг раздался далекий голос Сталина.
Разведчики нe заметили, как хату окружила плотная толпа колхозников.
Во всех окнах торчали курносые мордочки ребятишек. Люди теснились, переспрашивали друг друга о плохо расслышанном. Кто-то неосторожно надавил на стекло, и оно со звоном полетело на пол хаты. Татьяна даже не обернулась, она смотрела только на приемник, перебирая руками курчавый чуб сидевшего у нее на коленях ребенка.
В разбитое окно просунулась лохматая седоволосая голова какого-то деда; разинув беззубый рот, он дышал прямо в затылок примостившегося у окна Сеньки.
Передача уже давно закончилась, а у дома Татьяны все еще толпился народ. Старшина Пинчук, примостившись на бревне, возле хлевушка, уже степенно беседовал с тем кудлатым старичком, который нечаянно выдавил стекло. Трудно сказать, когда они познакомились. Только Петру уже было известно, что дед этот -- бывший инспектор по качеству в своей артели.
-- Почему же "бывший"? -- говорил ему Петр. -- Ты и зараз являешься им. Тильки пора за дело браться, диду. Насчет семян позаботьтесь. Весна незаметно приде.
-- Где их сейчас взять, сынок, семян-то?.. Разве государство какую ссуду даст.
-- Государство-то даст, диду. Но трэба и самим принимать меры. Ты вот пройди по колгоспникам, кажи им, -- пусть по одному зернышку соберут и принесут в колгоспный амбар. Никто не пожалее...
-- А ведь, пожалуй... завтра с утра и начну.
-- Обязательно начни.
Пинчук говорил громко и почти в самое ухо старику, так как во дворе все еще стоял шум.
Разошлись по своим домам за полночь. А утром в хату к Татьяне явился старикан, с которым вчера беседовал Пинчук о дeлaх артели. Дед был явно во хмелю. Потоптавшись у порога и тщательно вытерев о половицу большие солдатскиe ботинки, густо смазанные солидолом, он приблизился к хозяйке:
-- Ты уж прости меня, старого дурня, Татьяна Васильевна, невзначай... вот те крест!.. Малец толкнул, паршивый бесенок!.. А окно я сам вставлю. -Заметив в хате Пинчука, колдующего над строевой запиской, дед обратился к нему: -- А насчет того, товарищ, не беспокойся. Завтра же приступаем. С председателем я уже имел разговор. Он согласный. Завтра, прямо с утра... А ныне вроде неловко, праздник дюже великий... А вам, ребята, спасибо от всего нашего колхоза. Порадовали вы нас!.. -- старик поклонился разведчикам и вышел, солидно покряхтывая в сенцах. Сенька видел в окно, как он, подпрыгивая, пошел по улице, неся под мышкой свой суковатый посох.
-- Гляньте, товарищи, как нарезает дедок! И про посох забыл, дует -ног под собой не слышит!..
Сказав это, Сенька вдруг поднял нос и принюхался.
-- Чего это вы там затеяли, Татьяна Васильевна? -- спросил он хозяйку, хлопотавшую возле печки.-- Не для нас ли стараетесь?
-- А для кого же? Для вас, -- просто ответила Татьяна.
Разглядев в ведре, стоявшем у порога, мокрые перья, Ванин сообразил, что произошло, пока они спали. Сенька еще вчера, слоняясь по двору, видел двух пестрых курочек, которые важно прохаживались по мякинной завалинке и безмятежно клевали замазку в окнах. Вот их-то и порешила ради праздника вконец растроганная молодая хозяйка.
-- Ну, уж это вы зря! -- лицемерно обижался Сенька. -- Последних курей перевести!.. Неслись, наверное, пеструшки...
-- Живы будем -- наживем. Садитесь.
Развeдчики расселись тесным кружком, по-семейному. В предвкушении сытного обеда шумно заговорили. Мишка Лачуга, торжественный, как на свадьбе, метал на стол разные кушанья. Ему помогала хозяйка. Солнечные зайчики играли на сияющих лицах бойцов. Забаров шепнул что-то на ухо Пинчуку, и тот на цыпочках, словно боясь разбудить кого-то, вышел из хаты. Сенька подмигнул сидевшему рядом с ним Камушкину. Вася посмотрел на Ванина и, встретившись с его зелеными играющими глазами, покачал головой. Ребята переглянулись и сразу, точно по команде, расхохотались.