Грозные чары

Выжимая сцепление, я видела, как он вводит девушку в дверь дома ее матери с таким видом, будто уже стал тут хозяином. Подавив острую – и, надо думать, примитивную – зависть к женщине, которая могла вот так запросто отдать свои проблемы в чужие руки, чтобы их за нее хочешь, не хочешь, решили, я опустила свою независимую и эмансипированную ногу на педаль, и маленький фиат, подпрыгивая на ухабах, помчался к повороту на виллу Форли.

По крайней мере, раз Макса Гейла не будет дома, я смогу беспрепятственно наслаждаться послеобеденным купанием.

Я пошла в бухту после чая, когда зной начал спадать, а утес отбрасывал на песок кривую узкую тень.

Наплававшись, я оделась, взяла полотенце и медленно начала подниматься по тропе обратно к вилле.

Добравшись до прогалинки с заводью, я остановилась перевести дух. Журчание ручья навевало прохладу, сквозь молодую дубовую листву пробивались пятнышки золотого света. Где-то пела птица, но только одна. Леса молчали, простираясь прочь, окутанные неясной дымкой раннего жаркого вечера. Над поросшим ромашками берегом роились пчелы. Через прогалинку пролетела синица, она явно очень спешила: клюв был набит насекомыми для прожорливой семьи.

Через секунду тишину прорезал душераздирающий птичий крик, а потом быстрое, пулеметное стрекотание потревоженной лазоревки. К гаму присоединился гомон каких-то других мелких птичек. Мирный покой леса нарушили вопли ужаса. Швырнув полотенце на траву, я помчалась на шум.

Меня встретили две лазоревки – явно супружеская чета, – в панике метавшиеся туда-сюда с пронзительными криками и чуть не задевшие меня крыльями, когда я примчалась по петляющей тропке на открытую полянку с редкой травой и ирисами, где разыгрывалась трагедия.

Обнаружить причину переполоха оказалось легче легкого. Первым, кого я увидела, выскакивая из кустов, был величественный белый персидский кот, картинно подобравшийся перед прыжком. Хвост его хищно дергался взад-вперед по редкой траве. В двух ярдах от его носа, отчаянно вереща и не в состоянии сдвинуться хоть на дюйм, бился птенец лазоревки. Родители с безумными криками то и дело, хоть и совершенно безуспешно, пикировали на кота, не обращавшего на них ни малейшего внимания.

Я поступила единственным возможным образом – одним летящим нырком кинулась на кота, бережно схватила поперек туловища и крепко прижала к себе. Обе взрослые лазоревки промчались мимо, чуть не задевая крыльями мои руки. Птенец замер и уже даже не пищал.

Должно быть, белый кот мог здорово исцарапать меня, но у него оказались крепкие нервы и превосходные манеры. Как и следовало ожидать, он яростно зашипел и забился, пытаясь вывернуться, но ни разу не пустил в ход зубы или когти. Все так же крепко держа его, я опустила его на землю и принялась гладить и успокаивать, пока он не притих, а тогда подняла, повернулась и пошла прочь. За спиной у меня родители слетели вниз, спеша увести отпрыска подальше из виду.

Торопясь унести своего пленника с полянки, пока он не успел разглядеть, куда направились птицы, я наобум двинулась прочь через кусты. Кот, похоже, ничего не имел против; вынужденный подчиниться force majeure[8], он, по обычаю своих сородичей, дал мне понять, что сам только того и хотел, чтобы его немножко поносили на руках. А когда я в скором времени обнаружила, что взбираюсь по поросшему папоротником склону, который становится все круче и круче, пушистый разбойник даже замурлыкал.

Это было уже чересчур. Я остановилась.

– Знаешь, что я тебе скажу? Ты весишь целую тонну. Отсюда, милый мой, прекрасно дойдешь и сам! И надеюсь, ты знаешь дорогу домой, потому что назад к этим птичкам я тебя не пущу!

И я опустила кота на землю. Все еще мурлыча, он пару раз потерся спиной о мои ноги и, задрав хвост, зашагал впереди меня вверх по склону туда, где кусты становились реже и виднелось яркое солнце. Там он приостановился, обернулся в мою сторону и скрылся из виду.

Он, несомненно, знал дорогу. Надеясь найти там тропинку, чтобы выбраться из этих кустов, я полезла за ним и оказалась на большой лужайке, полной солнечного света, жужжания пчел и буйства цветов, при виде которых я так и задохнулась от изумления.