Грозные годы

— Вы должны принять самые решительные меры, — подхватил Лист.

— Кроме того, я прикажу генералу Пирцио Биролли в Черногории...

Гарольд Турнер удивленно посмотрел на него.

— Что вы сказали? Что значит «прикажу»?! — возмутился Лист.

— Простите, дорогой друг! — Амброзио улыбнулся, и его улыбка показалась Листу уже не просто неприятной, но даже отвратительной. — Вероятно, я должен был вам сообщить об этом еще в начале нашего разговора.

— Я вас решительно не понимаю! — несколько смягчив тон, заявил Лист.

— Простите, я вас тоже не понял, — поддержал Листа генерал Турнер.

— Через пятнадцать дней я должен ехать в Рим.

— Что вы хотите этим сказать? — Лист выпрямился.

— Я полагал, что вы знаете об этом. Дуче уже должен был известить фюрера... — продолжал Амброзио с улыбкой. — На днях я вступаю на пост начальника штаба сухопутных войск... сухопутных сил, — поправил он себя, позируя, словно перед кинокамерой.

Фельдмаршал Лист, чье терпение, казалось, уже иссякало, сразу успокоился. Махнув рукой, он сказал как бы самому себе:

— В войнах всякое бывает. Случалось, что рядовые, благодаря стечению обстоятельств, становились героями или генералами, а были и такие высшие чины, которые также из-за стечения обстоятельств лишались генеральских погон или обнаруживали свою трусость... Нечто подобное может произойти и в этой войне.

Как будто поняв намек фельдмаршала, генерал Турнер разлил коньяк по рюмкам и подал им. Потом он отошел от стола, с любопытством ожидая, как один союзник будет поздравлять другого с продвижением по службе.

— За ваше здоровье и за ваше повышение в должности, господин генерал! — подняв рюмку, провозгласил Лист.

— Я присоединяюсь к поздравлению господина фельдмаршала и желаю вам всего наилучшего! — сказал Турнер.

— Спасибо, дорогие мои друзья! — воскликнул Амброзио и, поднявшись, чокнулся с обоими.

Они еще долго разговаривали, пили, произносили тосты...

— Мы должны в рекордно короткий срок выполнить наши задачи, — сказал Лист. — И мы их выполним!

— Безусловно! — подтвердил Амброзио и добавил: — Я обязан высказать и свое отношение, хотя мои предки и говорили, что молчание — знак согласия или, по крайней мере, видимость его.

— Вообще-то, этому сообщению о формировании какой-то партизанской бригады я не придаю особого значения, — ни к кому не обращаясь, пробормотал Лист. — Ее надо молниеносно разбить, раздавить, уничтожить.

— Разумеется. Ведь иначе они сформируют еще одну такую же бригаду, — снова поддержал его генерал Амброзио.

Оба немца промолчали и почти с укором поглядели на него.

Потом Витторио Амброзио поблагодарил их за приглашение переночевать в Белграде и сказал, что неотложные дела вынуждают его вылететь немедленно. Четверо сопровождавших его офицеров вместе с пилотами сидели в буфете. Когда Амброзио вошел и, махнув перчаткой, дал им знак готовиться к отлету, они разом щелкнули каблуками и один за другим, не обращая внимания на пилотов Листа, которые смотрели на них довольно пренебрежительно, направились к своему самолету. Лист и Турнер проводили Амброзио до самого трапа «савойи».

— Мне очень жаль расставаться с вами...

— Счастливого пути, господин генерал!.. И больших успехов вам на новом посту! — пожелал Лист.

— Дорогие друзья!..

— Всего наилучшего, господин генерал! — пожелал ему и Турнер.

Амброзио наклонился к Листу:

— Беспощадность по отношению к коммунистам, дорогой друг, — вот мое жизненное кредо. Можете быть уверены, что во мне вы всегда найдете искреннего союзника!.. Будьте здоровы!..

Они пожали друг другу руки. Амброзио быстро взбежал по трапу, и дверь за ним закрылась. Заработали моторы, и «савойя» покатилась по рулежной дорожке. Фельдмаршал Лист еще немного постоял, хмурый и задумчивый, а затем пожал руку генералу Турнеру и направился к своему «юнкерсу». Гарольд Турнер приказал убрать с аэродрома дополнительную охрану и поехал к себе в Белград.

3 Пролетарцы в строю

В то время как бойцы партизанской бригады строились в колонну на площади, а жители городка, собравшиеся на небольшом холме, стали свидетелями этого исторического события, противник со всех сторон упорно пробивался к Рудо...

Хотя неожиданно подул холодный южный ветер и принес с собой дождь и мокрый снег, никогда еще на протяжении почти четырехсотлетней истории существования этого восточно-боснийского городка на его улицах не было так шумно и многолюдно, как в этот день — 21 декабря 1941 года. Здесь собрались сейчас партизаны со всех концов страны. Прибывали все новые отряды, а из домов выходили горожане и с любопытством их разглядывали. Через плетни и заборы смотрели женщины, не решаясь выйти за ворота. Из здания школы неслись звуки веселой песни. С того часа, как в Рудо вошли первые партизанские отряды, песни и смех здесь не умолкали. Даже со стороны мектеба[3] слышались веселые, никогда еще не звучавшие тут мелодии. Мало-помалу на улицах и площадях становилось многолюдно, как бывало до войны в базарные дни.