Грозные годы

Гаврошу тоже было уже невтерпеж лежать на снегу. Он посмотрел на Риту, и ему показалось, что она хочет поднять их в атаку. Гаврош подобрался, напряг мышцы, но Рита отдала приказ лежать и ждать команду.

Пулеметная очередь вдруг срезала ветки с куста над головой Артема. Он вскочил, но окрик Вои заставил его залечь за вывороченным с корнем пнем. Позади них разорвалась мина, подняв столб земли.

Утро было холодное, неласковое. Мороз пощипывал лицо и руки. В лесу снег лежал глубокий и сыпучий, как мука, зато в поле снежный наст свободно выдерживал тяжесть человека. По нему можно было осторожно пройти, но не пробежать — ледяная корка с хрустом, как стекло, ломалась под ногами.

Гаврош ни на шаг не отходил от Леки. Этот молодой боец был осторожен и в то же время смел и напорист. Многие партизаны знали его еще с довоенных лет, когда он был гимназистом, а потом студентом. Это был убежденный коммунист и самоотверженный революционер. Никто не мог понять, почему штаб батальона не назначил его хотя бы командиром взвода. Неужели причина кроется в том, что он был временно исключен из партии за то, что тайком пробрался в Крагуевац, чтобы отомстить за брата?

— Лека! — позвала его Рита.

— Слушаю, товарищ комиссар, — серьезно ответил он.

— Давайте-ка со своим отделением вон туда, к ручью! — показала она рукой.

«Со своим отделением», — задумчиво повторил Лека про себя, испытующе посмотрев на Риту, а потом на Вою Васича,

— Что в революции всякое может быть, ты, Лека, знал, но вот что нами будет командовать девушка... — прошептал Шиля.

— Ладно, Шиля, ладно! — ответил Лека. — Мы с дядей Мичо бережем вас, как родных детей, а ты еще подшучиваешь... Хотел бы я знать, что вы станете делать, когда нас не будет.

— Во всяком случае, вспоминать вас не придется, потому что мы просто не сможем забыть вас, — сказал Артем.

Лека поднялся, прячась за стволом толстого дуба, и крикнул:

— Выполняйте приказ комиссара! Короткими перебежками — к ручью! Сначала вы, а я вас прикрою!

— Есть, товарищ командир отделения! — отозвался Гаврош.

Они быстро перебежали открытое пространство и спрыгнули в глубокую канаву, в которой уже было человек десять из другого батальона.

— Теперь надо прикрыть нашего командира, — еще не отдышавшись, сказал Гаврош.

— Для этого достаточно моего пулеметика, — любовно погладил ствол своего пулемета молодой партизан, которого кто-то назвал Тршей.

Послышалась долгая пулеметная очередь, за ней другая... Под прикрытием огня Лека присоединился к своим. Гаврош обнял его.

— Кто у вас командир отделения? — спросил Шиля.

— Я командир взвода, — ответил, выпрямившись, пулеметчик, прикрывавший Леку.

Гаврош приблизился к нему:

— Я хотел спросить, не присоединялся ли к вашему отряду мой отец Ратко Гаврич, капитан бывшей югославской армии?.. Или Горчин, мой брат?

— Не слыхал, — ответил Трша. — Слева от нас крагуевцы, а по ту сторону от школы — кралевцы. Может, они знают...

— Ясно! — вздохнул Гаврош.

— А где тот, кого я прикрывал? — Трша добродушно сощурился.

— Здесь я, — подойдя к ним, сказал Лека. — Только ты зря тратил патроны — я вполне мог добраться и сам...

Гаврош выпрямился и обернулся к Леке.

— Пригнись! — предостерег его тот.

— Слушаюсь, товарищ командир! — сказал Гаврош.

И в эту секунду из окна школы раздался залп. Драгослав выскочил из канавы и, перемахнув через кусты, бросился к школе.

— Я вас расшевелю! На штурм, ребята! — закричал он звенящим голосом.

Пораженный Гаврош застыл на месте, вытянув шею. Он спрашивал себя, зачем Драгослав так неосмотрительно рискует жизнью, ведь те, кто засел в школе, могут заметить его. Только теперь он понял, почему дядя Мичо, который, конечно, лучше всех знал своего сына, старался быть все время рядом с ним и постоянно напоминал ему об осторожности. И сейчас, с ужасом следя за другом, Гаврош услышал рядом с собой крик Ратинаца-отца:

— Нет! Не надо... Госа! Сынок! Остановись!..

— Ложись, Ратинац! — вскочил Воя. — Ложись, приказываю!

— Сынок! — выпрямившись во весь рост, крикнул дядя Мичо и, не обращая внимания на град пуль, сбивавших кору с деревьев, побежал за сыном.

Лека бросился к своему пулемету и дал длинную очередь по окнам школы. Рита поддержала его своим автоматом. Гаврош швырнул гранату, взрыв которой повредил школьную стену. Но все было напрасно: Драгослав вдруг остановился как вкопанный и, сраженный пулеметной очередью, рухнул навзничь в снег.

Старший Ратинац бежал, цепляясь за кусты, спотыкаясь и задыхаясь. Он, как недавно и его сын, не слышал предостерегающих криков Вои и Риты, приказывавших ему остановиться.

— Дядя Мичо! — крикнул Лека. Он больше не стрелял — диск его пулемета был уже пуст.

— Господи боже! — вырвалось у кого-то.