Грозный эмир

Почтенный Андроник гостей на исходе дня не ждал, а потому появление Никодима на пороге тайного убежища нотария счел сюрпризом. Причем, как вскоре выяснилось, сюрприз оказался неприятным. Даису ассасинов и в голову не могло прийти, что его старый проверенный друг протовестиарий Михаил загубит на корню предприятие, сулившие большие барыши.

– Под началом у друнгария Афрания было десять галер и дромонов, – обиделся Никодим. – По-твоему, этого мало?

– И где сейчас эти суда? – вежливо спросил Андроник, жестом приглашая гостя к столу.

– Три из них укрылись в порту Святого Симеона, – вздохнул Никодим, присаживаясь на лавку. – Я прошу тебя, даис, позаботиться о судьбе их экипажей.

– А что случилось с остальными?

– Два дромона сожжены, пять захвачены морскими разбойниками барона фон Рюстова.

Андроник глухо выругался. Надо быть воистину бездарным флотоводцем, чтобы имея под рукой столько судов, доверху набитых вооруженными людьми, сдаться на милость победителя. Ну и кем, прикажете, считать друнгария Афрания как ни самым последним трусом?

– Варанги появились внезапно, – попробовал защитить соотечественника Никодим. – Вынырнули из тумана, словно черти из преисподней. Венецианский неф был уже у нас в руках. Афраний отдал приказ абордажной команде.

Андронику ничего другого не оставалось, как осушить залпом кубок, посыпать голову воображаемым пеплом и присесть к столу, чтобы подсчитать убытки. В этом скорбном состоянии его застал Ги де Санлис, маршал графства Антиохийского, правая рука Рожера Анжерского. Благородный барон уже успел узнать о византийском конфузе от своих соглядатаев в порту Святого Симеона и по этому случаю пребывал в прескверном настроении. Во всяком случае, он не нашел ничего лучше, как обрушить свой гнев на голову ни в чем не повинного Андроника.

– Грядет война, портной! – вскричал он, потрясая увесистым кулаком. – Страшная усобица, способная погубить графство.

Санлису уже перевалило за пятьдесят, половину из прожитых лет он провел на Востоке и мог бы, кажется, набраться здесь не только бранных слов, но и хороших манер. К сожалению, этот невежественный франк, облаченный в роскошный пелисон, отороченный мехом куницы, вел себя не лучше, чем кабацкий завсегдатай. С прискорбием приходится признавать, что удача и золото, нежданно приплывшее в руки, не делает людей, ни умнее, ни добрее, ни вежливее.

– Я выполнил все, о чем ты меня просил, благородный Ги, – зло процедил сквозь зубы Андроник. – Я отправил от твоего имени письмо благородной Констанции. Я убедил графиню, что антиохийские бароны жаждут принести вассальную присягу ее одиннадцатилетнему сыну Боэмунду. Для этого мне пришлось задействовать десятки своих людей в Италии, подкупить шевалье из ее окружения и добиться благословения самого папы. По твоей просьбе, благородный Ги, я обратился за помощью к своему другу сиятельному Михаилу. Протовестиарий убедил басилевса Иоанна выслать флот на перехват венецианского нефа, дабы навсегда избавить тебя от забот. Так в чем же моя вина, барон?

Даис ассасинов готов был разделить огорчение маршала Антиохийского графства, поскольку и сам рассчитывал погреть руки на этом не слишком благовидном деле. К сожалению, далеко не все тщательно задуманные предприятия заканчиваются большой прибылью. Бывают на избранном пути и провалы. А обиднее всего, когда эти провалы случаются не по твоей вине. Черт бы побрал этого дурака Афрания, а заодно и протовестиария Михаила, которому следовало выбить у басилевса не десять, а двадцать, тридцать, сорок боевых галер. Послать к Латтакии весь византийский флот, наконец! Ведь сын Боэмунда Тарентского и его мать Констанция нужны были именно Византии. Используя их, божественный Иоанн мог железной рукой держать за горло Рожера Анжерского и в конечном итоге прибрать к рукам графство Антиохийское вместе с ее столицей. К сожалению, басилевс упустил шанс, который предоставили ему судьба и почтенный Андроник. А в результате пострадала не только Византия, остались внакладе два достойных человека, рассчитывавший сорвать большой куш. Пятьдесят тысяч золотых денариев уплыли из рук даиса и маршала по вине расторопного Венцелина фон Рюстова.

– Пострадали не только вы, – неожиданно вклинился в чужую перепалку Никодим. – Сиятельный Михаил потерял единственного сына.

– Какого еще сына? – рассердился Андроник.

– Константина. Тот попал в плен к морским разбойникам.