Грозный эмир

Рожер Анжерский промолчал, косвенно подтверждая тем самым правоту старого барона. Конечно, армия крестоносцев почти вдвое превосходила силы Ильгази, но большую ее часть составляли пехотинцы и туркополы, терявшиеся в сложных ситуациях. Внезапный удар легко мог обратить их в бегство, с весьма печальными для крестоносцев последствиями. Дозоры турок тоже не оставляли вниманием нурманов, всадники на резвых конях то и дело появлялись на ближайших холмах, сея панику среди необученных туркополов. Сирийцы неплохо ездили верхом, но их снаряжение оставляло желать много лучшего. Едва ли каждый десятый из них имел кольчугу, все прочие обходились куртками из буйволовой кожи. В маневренности они уступали туркменам, так же, впрочем, как и в стрельбе из луков. Греки и армяне в основном жили в городах, ездить верхом практически не умели, их набирали в пикинеры, усиливая пешую фалангу, которая в тактических построениях крестоносцев выполняла лишь вспомогательные функции. Основу армии Рожера Анжерского составляли полторы тысячи рыцарей и пять тысяч сержантов, ломивших железной стеной на врагов и практически всегда сметавших их со своего пути. Уцелевших после такой атаки добивали пикинеры и арбалетчики, в обязанности которых входила и защита тылов рыцарской конницы.

Рожер опасался, что Ильгази, при виде армии крестоносцев, укроется за мощными стенами Халеба. Но то ли дозорные эмира не сумели правильно оценить силы крестоносцев, то ли правитель Мардина хватил лишку перед началом похода, однако отступать он явно не собирался.

– По-моему, этот Ильгази просто безумец, – покачал седой головой барон де Лоррен.

– Их кони резвее наших, – возразил ему Крийон. – В любое мгновение они могут развернуться и удариться в бега.

Увы, благородный Мишель ошибся, турки не собирались сворачивать с избранного пути. Причем на крестоносцев надвигались мамелюки на тяжелых неповоротливых конях. А туркмены всего лишь прикрывали фланги закованной в броню лавы. Все это было настолько не похоже на привычную для турок тактику, что Рожер Анжерский поначалу растерялся и не сразу отдал команду. Впрочем, благородные шевалье в понукании не нуждались, они уже разворачивались в стену за спиной замешкавшегося полководца, дабы достойно встретить врага. Железная стена дрогнула и, повинуясь взмаху руки благородного Рожера поначалу медленно, а потом, все ускоряя ход, двинулась на врага. Мамелюки уступали крестоносцам в численности, это сразу же бросалась в глаза, тем не менее, они продолжили свою безумную атаку, обреченную на провал. Конные туркмены осыпали нурманов градом стрел с флангов, но благородные шевалье остались безучастными к их жалким усилиям. Крестоносцы на полном скаку врезались в плотные ряды мамелюков и первым же ударом повергли наземь едва ли не тысячу своих врагов. Во всяком случае, потери турок были огромны, и уцелевшие в первой сшибке мамелюки стали поворачивать вспять. Обычно крестоносцы после первого удара давали роздых коням, но ныне соблазн был слишком велик – спины убегающих мамелюков маячили перед глазами, а потому Рожер Анжерский первым ринулся за ними в погоню с обнаженным мечом в руке. Пикинеры остались далеко позади, но их судьба не волновала ни рыцарей, ни сержантов, не пожелавших остановиться в шаге от победы. Крестоносцы уже видели роскошный шатер на возвышенности и кучку явно растерянных всадников вокруг него. Железная стена стала разворачиваться в сторону шатра, дабы не дать Ильгази и его нукерам уйти от заслуженной расплаты. Нурманы настолько были уверены в своей победе, что далеко не сразу заметили свежую лаву, выкатывающую из-за холма. Удар закованных в броню сельджуков пришелся в правый фланг крестоносцев и смял его в мгновение ока. Дабы сдержать врага, нурманы вынуждены были смешать ряды, дабы перестроиться для отпора. И в этот момент их атаковали с тыла расторопные туркмены. Град стрел обрушился на сержантов, потерявших плечо друг друга. А с холма уже летели нукеры эмира Ильгази с копьями наперевес. Благородный Рожер не успел уклониться от удара, направленного ему прямо в лицо, и вылетел из седла прямо под ноги чужих коней. Последнее, что он услышал в этой жизни, были торжествующий вой сельджуков и полные боли и ярости крики своих гибнущих людей.

Глава 4. Траур.