Грозный лес

— А вы как думаете?

— На войне есть правило: пленных не трогать.

— Вы этого правила тоже придерживаетесь? — перебил инвалид, бросив злой взгляд на фашиста.

— Савелий Иванович, ты его пока порасспрашивай, потом мне расскажешь.

— О чем спрашивать-то?

— Да обо всем. Куда отряд направлялся. Какие задачи перед ним были поставлены. Что он знает о войсках… Да ты сам человек военный, все понимаешь. Я тут бумажку хочу дописать.

— Пиши, пиши, — сказал инвалид, пересаживаясь на лежанку. — Мы поговорим по душам. Господин офицер, не пугайтесь. Хуже смерти ничего не будет, как говорят. Вы шли на войну и должны были к этому приготовиться. Не так ли? — начал по-немецки допрос безногий.

— Да. Я офицер. Смерти не боюсь.

— Тем лучше, легче будет умереть.

— А меня убьют?

— Дальше будет видно, давайте лучше поговорим по-хорошему. Познакомились мы с вами при других обстоятельствах. Прикидываться передо мной вам не надо. Будете отвечать на вопросы?

Офицер кусал папиросу. Поставленный прямо вопрос не застал его врасплох. Раздумывал недолго.

— Если мне гарантируют неприкосновенность, я скажу все.

— Не надо торговаться. Условия диктовать будем мы и вашего согласия не спросим. Не забывайте, что вы в плену у нас.

За холстом палатки слышались приглушенные голоса. Кто-то бренчал на балалайке. Близко раздавался могучий храп. Большинство партизан спали.

— Вы называете нас лесными бандитами, — продолжал инвалид. — Мы не обижаемся. Дело не в названии, а в существе его. Вы пришли убивать, жечь, грабить. Вы хотите поставить нас на колени. Извините, но вы ошиблись. Таких гостей мы встречаем не хлебом-солью. После революции народ полюбил свободу и никому ее не отдаст. Для того чтобы завоевать Советскую страну, надо пройти от Минска до Владивостока и от Черного моря до Северного полюса. Пройти надо не по дорогам, а обшарить все закоулки, все леса, болота… Надо уничтожить половину населения… Согласитесь, что это никому не под силу. Вы затеяли войну с русским народом, а не с продажными правителями Франции…

Безногому давно хотелось высказать свои думы вслух, но не представлялось удобного случая. Конечно, лучше, если бы перед ним сидел не трусливый лейтенантик зазнавшейся армии, а большой генерал с журналистами, которые потом оповестили бы весь мир об этом разговоре. Особенно хотелось высказать эти мысли немецкому трудовому народу. Филиппов прожил четыре года в Германии и полюбил этот трудолюбивый, чистоплотный, дисциплинированный народ. Ему нравились организаторские способности немцев, их аккуратность. Нравилась некоторая наивность, сентиментальность в характере.

Офицер слушал, вытаращив глаза, едва ли вникая в смысл. Странная форма допроса смущала.

— Вы коммунист? — неожиданно спросил он.

— У нас все коммунисты, господин офицер. Только одни коммунисты партийные, а другие беспартийные. Одни имеют партийные книжки, а другие не успели их получить.

— Вы преувеличиваете?

Безногий холодно посмотрел на фашиста.

— Не подумайте, что я хочу сагитировать вас. Высказался просто так… забыл, с кем говорю. Вы считаете, что у нас гнилая кровь и не понимаете, какая это глупость. Такие вещи только сумасшедший может придумать или круглый дурак. Куда вы направлялись с отрядом? — резко перешел к делу безногий.

— На фронт, — помявшись, ответил офицер.

— Точнее. Название места, города.

— В Ленинград… Пересбурх!

— А-а! — протянул инвалид усмехнувшись. — Вы уже взяли Ленинград?

— Да. К тому дню, когда я приду, он будет в наших руках, — уверенно сказал пленный.

— Чего он говорит насчет Ленинграда? — спросил Вихарев, услышав знакомое слово.

— Говорит, что скоро возьмут Ленинград.

Вихарев оторвался от бумаги, сложил из трех пальцев известную во всем мире комбинацию.

— На-ка, выкуси!

Офицер растерянно смотрел на сжатую руку, поднесенную к самому носу. Безногий рассмеялся.

— Это вам вместо Ленинграда, господин лейтенант, — пояснил инвалид.

— От Ленинграда остались одни развалины, — зло сказал офицер.

— Ну, что ж, — спокойно ответил Филиппов. — Мы знаем, что вы его бомбить собираетесь. Только у вас пороху столько нет, чтоб весь Ленинград разрушить. А если что разрушите, сами и построите.

Вихарев вернулся к прерванному писанию. Безногий продолжал допрос. Узнал имя, фамилию, нумерацию и расположение резервных войск, место их стоянки, путь следования.

Вихарев, закончив писать донесение, принял участие в допросе — фиксировал показания. Офицер сначала отвечал неохотно, путано. Но когда Вихарев грозно уставился на него, испугался, стал отвечать точней. Надеясь спасти свою жизнь, разъяснил шифр, найденный у него при обыске. Через час немца отвели в специальную палатку. Занялись солдатами. Сверяли показания.

Допрос кончили только к вечеру.

В палатку заглянул один из охранявших пленников часовых.

— Товарищ командир, немцы лопочут, есть просят.

— Сейчас накормим. Пошли ко мне Матвея.

Рыжий силач пришел заспанный, с растрепанной бородой.

— Звал, товарищ командир?

— Звал. Возьми немцев по одному и налево.

— Есть такое дело, — Матвей зевнул, расправил плечи и лениво вышел из палатки.

Безногий встал.