Он должен был вернуть нарушенную спайку и вновь соединить душу с телом, хотя бы ненадолго, пока еще теплится в теле жизненная сила. Но чтобы сделать это, Грозный обязан был, как подсказывал ему голос предков, пропустить сквозь себя, каким-то образом дать дорогу тени в свое сознание и одновременно прикоснуться ко всему, что знала и чувствовала когда-либо эта душа. Это он умел – все началось с несчастных запуганных сурков и сусликов. Но если вначале это было просто интересно, то сейчас Грозный должен был отнестись к делу спокойно, как к серьезному испытанию.
Молодой пес поначалу испугался такой задачи, а затем радостно вспомнил, что уже проделал это однажды – именно с Андреем, избавив его от подобной напасти. Не помешала этому тогда даже тонкая перегородка домика под тополем: несколько сантиметров, отделявших Грозного от прямого контакта с человеческим телом, не могли помешать контакту с душой Человека, а он так сильно переживал за друга, что никакие преграды не стали бы ему препятствием. Конечно, тогда он поступал неосознанно, потому и не запомнил все, как надо. Но необходимые действия очень быстро восстановились в его памяти. Грозный был готов.
Он подошел ближе. Тень зашептала еще громче и неистовее, как будто подгоняя пса. Но тот хранил спокойствие, не переставая вглядываться в серебристый силуэт и втягивать ноздрями остро пахнущий грозой воздух. Он мысленно прикоснулся к тени, желая прощупать ее. Поначалу тень была неподатливой, проникнуть в нее казалось намного тяжелее, чем в сознание Тиры или Андрея. Из Грозного утекали силы, но он продолжал свои попытки. Тень сопротивлялась, словно теперь боялась чего-то. Он начал сердиться и зарычал – не вслух, тоже мысленно. Тень дрогнула и уступила. Тогда он снова позвал ее, и она, мгновенно отреагировав на это очередной порцией неразборчивого шепота, сдвинулась наконец с места и потекла к нему, медленно-медленно, теперь уже не проявляя волнительной нервности, целиком и полностью отдавшись его воле…
Раскрылась фантастическая картина человеческой памяти. Никогда еще Грозный не испытывал такого упоения от прикосновения к чужому знанию. Он не понимал и тысячной части того, что увидел, но тем интереснее было. А все, что он воспринял раньше от других существ, померкло, побледнело, отступило на край в сравнении с увиденным сейчас. Мгновения чужой жизни вихрем проносились сквозь его сознание, и он вбирал их в себя с жадностью, присущей голодному зверю, впитывал все подробности. От момента рождения до первой настоящей любви к человеку на много лет старше, которого эта женщина очень жалела и мечтала восполнить его душевную потерю, когда ушла из жизни та, с которой он прожил десятки лет. Грозный вбирал в себя желания, переживания, страдания, горечь потери не рожденных детей, мгновения радости и теплоты – все, с чем эта женщина сталкивалась за всю свою не такую уж долгую жизнь. Это было так интересно, что Грозный буквально захлебывался от эмоций, напоминающих собой ту стадию восхищения, которая и есть тот самый щенячий восторг.
С новой силой забились пульсации, Грозный отпустил тень и, словно в благодарность за испытанное наслаждение, отдал ей часть собственного света и тепла, чтобы она зажглась еще ярче. Сразу после этого все вокруг стихло, стемнело, исчезли запахи, звуки и только вытянувшаяся на постели фигура перед ним продолжала светиться огнем, который постепенно успокаивался, умиротворялся, отдавая свой жар измученному холодом телу.
Женщина в кровати зашевелилась. Но движения эти были нелепыми, как будто растерянными. Она вдруг заметалась на постели. Задрала голову. Ее рот открылся, как если бы женщина захотела кричать. До этого оставался какой-то миг. Но Грозный упредил ее крик. Его мозг взорвался пульсацией. Он оскалил зубы и зарычал. Женщина испуганно вздрогнула, и ее пока еще беспомощное тело вновь откинулось на кровати. Спустя какое-то время она снова пришла в движение. Но теперь Грозный владел ее состоянием. Она села, опустила на пол одну ногу, вторую. Медленно встала.
Грозный позабыл о привязи, и когда женщина задергала ногой, от желания свободы вновь приходя в неистовство, он отправил ей еще один мысленный сигнал и велел успокоиться. Женщина перестала дрожать и послушно опустилась на кровать. Грозный подошел к ней, лег у ног и начал терзать зубами ремешок. На это ушло много времени, но женщина сидела теперь послушно, почти не шевелясь, только дышала сипло и жадно.
Затратив много сил, Грозный потерял часть своих прежних возможностей. Теперь он плохо видел и едва слышал. Женщина поднялась, будто не замечая его, осмотрела комнату и бесшумной бледной тенью, вытянув перед собой руки, двинулась к выходу. Остановилась у двери, погладила ее ладонями, внимательно рассмотрела задвижку. Наконец, вышла.