– Посмотри на них, – он указал палочкой, выточенной в форме змеи, на двух моряков, этрусских или галлейских наемников, которые пытали человека, не имевшего сил даже кричать, – погляди. Им только дай возможность, и они покажут все, на что способны.
Шип не повернул головы:
– Кто они, мастер?
– Они хуже любых Диких, – пояснил Эш, – люди – самые жестокие и злые создания, которые когда-либо рождались в этом мире. Они верны только своему пороку и испорченности.
Шип склонен был с этим согласиться.
– Один из моих планов не удался, – сказал Эш, – так что тебе придется быстрее идти на Дормлинг.
Шип до сих пор разбирался с тем, что узнал в момент смерти Гауз и сразу после нее. Кипящая мощь, поток раскаленной силы… Он многое увидел. И до сих пор распутывал некоторые хитро затянутые узлы, вплетая другие в новые барьеры.
Он пытался как-то разобраться с черной дырой, возникшей где-то в его разуме. Мысли, которые привели его к определенным выводам, сложно было восстановить, но он понимал, что забрал некоторые воспоминания Гауз, пытаясь поглотить ее. Одно из этих воспоминаний что-то затронуло.
– Один из твоих планов провалился? – серьезно спросил Шип.
– Я не могу быть везде, – прошипел Эш, – эта сучка-королева и ее слуги успели раньше меня.
Шуты, похожие на уродливых жирных детей с длинными тонкими конечностями, хором захихикали и одновременно сплюнули.
– В самом деле не можешь? – спросил Шип, пытаясь скрыть свои мысли. Он плел сеть из непрочной материи, из которой строятся Дворцы воспоминаний, и намеревался использовать ее для маскировки, чтобы Эш увидел только то, чего ожидал.
Сэр Хартмут что-то проворчал.
– Ты с кем говоришь, волшебник? – спросил он.
Шип ткнул пальцем:
– Ты видишь двух скачущих детей в шутовских костюмах?
Сэр Хартмут покачал головой:
– Я вижу много жуткого, но вот шутов здесь нет.
Шип и это учел.
– Нет, я не могу быть везде, – ответил Эш. – А тебе уже давно пора понять, насколько мутным делается все, во что лезет сразу много людей, – как илистая вода.
Разум Шипа яростно работал, возводя плотины искажения за рощами обмана, разделяя пространство, где он думал, и черноту.
– Это не имеет особого значения, – заметил Эш, – я так или иначе ее обхитрил, она выбрала неверный момент и неверное воплощение. А потеря нескольких заложников, пусть даже моих любимцев, не имеет большого значения.
Шип подумал, что если мерзкие близнецы на самом деле являются людьми, то Эш сейчас выдает свою злость, унижение и боль потери.
– Даже если и так, – сказала темнота, – пора показать, на что мы способны, и ограничить ущерб. Ты это видел?
Эш показал хитрую конструкцию из заклинаний, где одно было спрятано в другое, а то – в третье. В целом это выглядело так сложно, что у Шипа закружилась голова.
– Я и понятия не имел, – сказал он. – Это была очень маленькая жизнь.
– Маленькая, зато удаленькая, – хихикнул Эш, – а иногда управлять мелочами важнее всего. Вперед, на Дормлинг, мой верный слуга.
Шип слушал детский смех в ночи и думал: «Он проиграл какую-то битву. Он хочет меня предать. Он не бог и даже не дьявол. Я могу это сделать. Отлично».
– Нам нужно двигаться в Дормлинг, – сказал Шип сэру Хартмуту, – как можно быстрее.
Сэр Хартмут мрачно усмехнулся:
– Когда все женщины умрут и пожары погаснут, ты, может быть, заставишь это стадо двигаться дальше. По моему опыту, большинство созданий – не только люди – берут, что могут, и бегут домой. Они не рассматривают войну как средство достижения цели. Это и есть цель.
И действительно, на следующий день армию покинуло почти столько же Диких, сколько в нее пришло. Новые твари и людские отряды прибивались каждый день: пришедшие из-за Стены, бандиты, пещерные тролли, племена боглинов, ведомые шаманами, и твари покрупнее, например целая стая виверн, которых Шип раньше никогда не видел, и большой отряд Стражей: огромные, крепко сбитые ящеры с севера Страны Тыкв, вечные враги Моган и ее рода.
Жители северного Хурана, пришедшие добровольцами, уходили: кто-то от омерзения, кто-то просто захватил достаточно добычи или пленника, которого можно было приспособить к работе или пытать.