ГРУ в Германии. Деятельность советской военной разведки до и во время объединения Германии

Но вопреки всем предположениям Жердеву удалось ускользнуть от наказания. Благодаря его связям, а также ловкости членов следственной комиссии он свалил ответственность на других сотрудников разведпункта, у которых не было подобных связей. К средствам, которые использовал Жердев, чтобы переложить наказание на других сотрудников и сохранить вид законности этих шагов, относилась так называемая личная аттестация персонала разведпункта, предписанная разведуправлением в Вюнсдорфе, чтобы выявить других ненадежных сотрудников в разведпункте. Все сотрудники разведпункта были едины во мнении, что таким путем руководству разведпункта удастся избежать наказания. Они могли догадаться, что при таких условиях некоторых из них сделают ответственными за случай Чернова. Разумеется, что люди, на которых свалилось бы наказание, на самом деле никак не были виноваты в уходе Чернова.

С помощью личной аттестации Жердев получил право самостоятельно решать, кого нужно было наказать. Так как Жердев был полностью под влиянием своего заместителя по политической части, то началось с удаления людей, с которыми, прежде всего, замполит не нашел общего языка.

Первым вылетел заместитель командира по мобилизационным вопросам, некий подполковник Кушнерев, у которого были натянутые отношения с замполитом. Однако, благодаря поддержке его могущественных друзей Кушнереву удалось избежать, чтобы на него поставили клеймо как на виновного в случае Чернова. Потому его откомандирование было объявлено обычным плановым переводом. В принципе, Кушнерев относился к исключениям в ГРУ, так как он был действительно умным и образованным человеком, который, кроме того, мог отлично обходиться с другими, и от него всегда можно было получить поддержку.

Следующим «виновным» сделали одного из старших офицеров разведпункта, подполковника Трусова. Он старался не ввязываться в споры вокруг принципов, когда на партсобраниях обсуждались маловажные темы, и редко конфликтовал с другими сотрудниками разведпункта. Я думаю, что как раз его безвредность использовали как повод, чтобы отправить его домой как «виновного». Еще сегодня я могу вспомнить выражение его лица в тот момент, когда он на совещании офицеров получил распоряжение о досрочной отправке в СССР. Удар был для него настолько неожиданным, что он несколько часов бесцельно бродил по всему зданию разведпункта и каждый раз, когда докуривал сигарету, он зажигал новую.

В принципе откомандирование в СССР было трагическим только в том случае, если оно считалось наказанием. Но трагедия состояла в том, что вдруг все заслуги и достижения такого офицера были забыты, и с ним самим обращались ненамного лучше чем с куском дерьма. Более молодые офицеры относительно легко справлялись с этим, для более старых уже само это обстоятельство, тем не менее, становилось трагедией, последствия которой еще долго влияли на них в духовном и моральном плане.

Следующий удар поразил майора Мотинова. Когда выяснилось, что Чернов больше не вернется, Мотинов в беседе со мной высказался об опасности, угрожавшей ему со стороны Жердева и замполита, если этим двоим представится возможность наказать «виновных». После восьми лет службы в ГРУ Мотинов мог хорошо представить, чем можно было бы объяснить исчезновение сотрудника оперативного персонала. Но вопреки его абсолютно реальным предположениям он играл с надеждой, что ему удастся избежать ловушки Жердева и Кравцова.

Когда я сегодня вспоминаю о моих последних месяцах в разведпункте ГРУ, я очень живо представляю себе ту атмосферу неуверенности и недоверия, которая царила между отдельными сотрудниками. Каждый раз, когда становилось известно о наказании следующего «виновного», буквально во всех кабинетах можно было слышать вздох облегчения. «Слава богу, на этот раз пронесло», думал каждый. С окончанием личной аттестации настроение в разведпункте немного расслабилось, но всем было ясно, что это еще не конец.

После отъезда следственной комиссии, на которую весной 1990 года навалилось так много работы, разведпункт ГРУ снова стал основным объектом внимания особого отдела КГБ, сотрудники которого с раннего утра до позднего вечера обходили кабинеты оперативных офицеров разведпункта, чтобы разузнать, что видели «мальчики» из Москвы. На этот раз никто не мог возмущаться надоеданием со стороны особого отдела. Деятельность разведпункта была парализована.

Мотинов за это время сделал интересное открытие, которое касалось нас обоих. Так, Мотинов заметил особенность, проявившуюся во время посещений разведпункта «особистами» — они избегали встреч с нами двумя. Это могло означать только одно, а именно, что Мотинов и я, по каким-то причинам больше не представляли интереса для особого отдела. Вывод, сделанный Мотиновым из этого обстоятельства, гласил, что вопрос о нашем наказании в форме досрочной отправки домой уже решен положительно и сотрудники особого отдела как-то об этом проведали.