ГРУ в годы великой отечественной войны. Герои невидимого фронта

Чрезмерная «раскованность» Стига порой просто поражала. Вот еще случай… Военные атташе нередко организовывали кинококтейли для коллег из страны пребывания. На один из таких «малых приемов» прибыл начальник шведской военной контрразведки контр-адмирал Хеннинг. И во время комментирования адмиралу фильма мне, сидя между ним и Веннерстремом, пришлось получить от полковника несколько кассет с материалами. Конечно, это был самый «оригинальный» способ контакта с агентом за всю мою деятельность. Кому еще доводилось получать информацию от агента в присутствии начальника контрразведки? Веннерстрему ничего не стоило заехать за советским военным атташе на служебной машине, «перехватить» его по пути следования на работу…

Не откажешь ему и в чувстве юмора. Припоминаю, как одно время он передавал мне фотопленки через тайник, оборудованный в медицинской аптечке, висящей на его вилле. Изъяв на одной из вечеринок предназначенную мне посылку, я дождался, пока уйдут гости, и под громкую музыку шепотом шутливо спросил Веннерстрема, для чего он наклеил на аптечный ящичек красный крест — чтобы глупые шведы поняли, что это аптечка? Он так же шепотом ответил: нет, чтобы умные русские поняли, что это тайник…

Что толкнуло шведского офицера на сотрудничество с советской военной разведкой? Деньги? Вознаграждение от нас он получал почти символическое — 3000 крон. Для сравнения: портье в моем доме получал 1400. Мы понимали, что, помимо симпатий к СССР, шведским полковником двигало в условиях холодной войны еще и стремление не допустить превращения ее в «горячую», мировую. Он, аристократ, понимал свой долг честного человека как необходимость достижения паритета сил между двумя блоками, что только и могло гарантировать мир. Веннерстрем, передавая нам важную информацию, тем самым помогал «уравновесить» военную активность стран НАТО с нашей.

В июне 1961 года Веннерстрем в соответствии с действующим в шведской армии положением уволился по возрасту. Ему предложили две гражданские должности — консулом в Испанию и советником в Министерство иностранных дел. Центр остановил свой выбор на МИД. По моему мнению, было бы обоснованным дать агенту заслуженный отдых, но Центр настаивал на немедленном продолжении работы. Хотя время-то было горячим. С переходом Стига на новую должность резко изменились условия связи. Сократились и возможности получения военной информации. Пришлось чаще довольствоваться информацией политической и научно-технической.

Сейчас трудно назвать причины или виновных в провале одного из видных агентов советской военной разведки 19 июля 1963 года. Следует отметить, что в работе с ним мы, наверное, допустили ряд ошибок, которые могли повлиять на его безопасность. Прежде всего мы старались получить от Стига как можно больше информации, в том числе и такой, к которой у него был крайне ограниченный допуск. Это могло навлечь подозрения со стороны контрразведки. Получаемая от него информация использовалась не только непосредственно в ГРУ, но и поступала в различные заинтересованные ведомства, к примеру в Государственный комитет по науке и технике. К этой информации могли, вероятно, иметь доступ в числе прочих и предатели Пеньковский и Поляков. Конечно, они не знали конкретно, от кого поступают такие-то материалы, но вычислить источник, проведя скрупулезный анализ, наверное, было все же возможно.

Был еще достаточно неприятный эпизод в работе с агентом, связанный с организацией встречи с ним в Хельсинки. Там встречу представителя Центра обеспечивал наш контрразведчик, а через несколько дней именно этот контрразведчик бежал в Англию. Конечно, не стоит и сомневаться, что он наверняка обрисовал внешность Веннерстрема. Вообще, чем больше огрехов вспоминаю, тем большую вину испытываю перед этим человеком…

На мой взгляд, видимо, не совсем оптимальным было наше решение о дальнейшем использовании агента после увольнения с военной службы. Уехал бы он в Испанию, осел там и продолжал бы оказывать нам прекрасную долговременную помощь. Однако было принято другое решение. Так как теперь поддерживать с ним контакты мне стало затруднительно, из Москвы прибыл новый наш сотрудник под прикрытием первого секретаря посольства (Георгий Павлович Барановский). Центр полагал, что Веннерстрему в его новом качестве будет легче встречаться с дипломатом. Контактов со Стигом с этого момента я уже не поддерживал.

До сих пор меня удивляет, почему после неожиданного ареста никто палец о палец не ударил, чтобы облегчить его судьбу. За прошедшую треть столетия это можно было бы сделать. Вариантов было множество… А как получилось в действительности? Сразу же после ареста о его судьбе никто даже не подумал.